Отступники (СИ) - Александрова Виктория Владимировна Страница 4

Слишком многолюдно, поняла Элет. Он не станет рассказывать здесь.

— Давай вернёмся в трактир, — словно прочитав её мысли, предложил он.

Той монетой, что он нашёл, можно было бы оплатить недельное проживание в лучшей комнате и богатый обед каждый день, однако Джон спрятал монету в карман, и Элет пришлось отдать последние деньги на самую захудаленькую комнатку под крышей, даже хуже той, где она провела прошлую ночь.

— Я достану денег и всё тебе верну, обещаю, — улыбнулся Джон, а у Элет вдруг мелькнуло в голове, что за такую улыбку она готова простить любой долг.

Теперь, когда они задержались в деревне на неопределённый срок, Элет следовало обеспечить себе и своему новому спутнику лучшую защиту от преследователей. Верховные ведьмы вряд ли забудут о беглянке или махнут на неё рукой, а снять её слабые заклинания для них — всё равно что раз плюнуть. Поэтому, когда Джон прямо в сапогах забрался на кровать и вновь извлёк монету, Элет решила разобрать свою сумку и поискать принадлежности для создания нужного амулета.

— На монете — герб моего дяди, — вздохнул Джон, внимательно разглядывая её. — Вообще на нашем гербе изображён змей с крыльями, но не огнедышащий, а дядя права на наследование по закону не имел, поэтому герб изменил. И мне кажется, что монета лежала рядом с трупом не случайно. Может, он нанял убийцу и велел ему оставить эту метку… Но для чего? И что ему сделала какая-то простолюдинка из далёкой деревни?

Элет не нашлась с ответом, к тому же она была занята, извлекая из сумки склянки с настойками, запасной плащ, перчатки и гребень с редкими зубьями.

— И теперь я хочу узнать, был ли здесь дядя. Если да, то зачем? Неужели искал меня?

— Ты тоже в опале?

Джон резко взглянул на неё, чуть приподнявшись.

— Я-то нет, а вот ты… Расскажи мне, будь добра, во что я ввязался.

Элет вздохнула. Развернула плащ, извлекла из него несколько маленьких деревянных пластинок.

— Мне следовало рассказать тебе заранее, — горько усмехнулась она. — Я — ведьма, и я сбежала из Шабаша. Именно о том, что творят там верховные ведьмы, я и хочу сообщить лорду. Потому что это просто… просто неприемлемо.

— Что же они там творят?

— Я не могу тебе рассказать — на мне заклинание. Они заколдовывают любого или любую, кто вступает в их ряды: сначала стирают память, а потом делают так, что вне Шабаша ты не сможешь говорить о том, что решает Совет верховных ведьм. А я случайно подслушала, и они это поняли… Всё, что мне оставалось, — бежать.

Элет замолчала, переводя дыхание и сжимая в пальцах одну из деревянных пластинок. Во время своего сбивчивого рассказа она не смотрела на Джона и не хотела знать, каким был его взгляд: сочувствующим, осуждающим, непонимающим…

— И как же ты собралась рассказывать лорду о том, что там… творится? — Последнее слово он выделил голосом, сделав небольшую паузу.

— В его замке есть придворный маг, я знаю. Он снимет с меня заклятие. Сама я не смогу: оно сильное и очень сложное.

Повисла неловкая пауза. Элет не знала, что ещё сказать о своей миссии, которую она возложила сама на себя. Не знала, что спросить у Джона — да и стоило ли? Не так уж и много времени они проведут вместе, чтобы открывать души друг другу. Несколько недель, может, месяцев — и они снова разбегутся навсегда. Элет не верила, что их жизненные дороги сплелись, словно влюблённые змеи.

— Ты теперь меня ненавидишь? — вдруг вырвалось у неё.

— Тебя? За что?

Элет сглотнула. Хотела ответить, но Джон внезапно продолжил:

— Во-первых, я ещё не слишком хорошо тебя знаю, чтобы ненавидеть или любить. Могу сказать, что испытываю симпатию к тебе за то, что ты для меня сделала. Думаю, только самый последний неблагодарный мерзавец может составить негативное впечатление о человеке, которая его спас.

— Не я тебя спасла, а…

— Старуха, да. Но если бы не ты, до старухи я бы не добрался.

— Кстати. — Элет резко повернулась, обнаружив, что Джон так и не сдвинулся с места: он полулежал на жёсткой низкой кровати, наверняка полной клопов, и рассматривал монету. — Что произошло там, в лесу? Кто ранил тебя? Я слышала звон мечей…

— Не знаю, кем он был… — вздохнул Джон, чуть прищурившись — видимо, вспоминал события минувшей ночи. — Он словно был частью тьмы, окутавшей тот лес, поэтому с ним сложно было драться. Видимо, он решил, что прикончил меня, поэтому внезапно пропал.

— А что ты делал в заклятом лесу?

— В заклятом? — поднял бровь Джон, отрываясь от созерцания монеты. Элет не могла понять, что ещё, помимо герба своего дяди, он так силился в ней разглядеть. — Впрочем, неважно: я всё равно не разбираюсь в этих ваших магических вещах. А через лес я пытался срезать путь до тракта.

— Вот так совпадение: я тоже! — Элет улыбнулась и вернулась к изучению своей сумки.

На самом её дне она обнаружила то, чего точно взять с собой не могла. Массивный серебряный браслет со странными узорами, украшенный большим тусклым розовым камнем. Элет вспомнила, как собиралась: хватала первые попавшиеся под руку вещи, хоть немного казавшиеся ей нужными в тот момент, и без разбора запихивала в сумку. Браслет мог попасть туда случайно, но она была твёрдо уверена: странное украшение ей не принадлежало.

Да и вообще, вещь выглядела подозрительной и внушала Элет неподдельный страх. Поэтому, взяв браслет двумя пальцами, она осторожно завернула его в плащ и уложила обратно в сумку. Осторожно подошла к кровати и присела на краешек — расположиться удобнее не позволял Джон. И принялась угольком аккуратно вырисовывать на деревянной пластинке угловатую руну.

Джон резко встал, и кровать протяжно скрипнула. На серой мятой постели осталось несколько комочков грязи от его сапог.

— Я пойду… — сказал он как-то рассеянно. — Нужно расспросить местных, может, они знают что-то о дяде. Здесь был либо он сам, либо кто-то из его людей — иначе быть не может. До вечера не жди.

***

Рисуя на пластинках руны и шепча заговоры, Элет не заметила, как стемнело. Всё это время она обдумывала то, что увидела утром. Никогда ещё ей не приходилось наблюдать столько крови, да и труп довелось лицезреть впервые. В Шабаше если кого-то и убивали, то делали это тайно, скрытно. Занимались казнями верховные ведьмы, всё выполнялось подальше от глаз учениц и новообращённых.

А теперь Элет чувствовала, что всё внутри неё перевернулось после увиденного. Это было страшно, отвратительно… И в чём-то всё-таки прекрасно. Так ярко, так…

Эта мысль напугала её, и она решила больше не думать об этом.

Работая над амулетами морока, Элет успела значительно устать и проголодаться. И если от усталости она ещё могла избавиться — просто прилечь на скрипучую кровать, — то голод… Пустой кошелёк красноречиво свидетельствовал: об ужине можно и не мечтать. Элет оставалось надеяться, что Джон, пытаясь выяснить что-то о дяде, заодно добудет денег…

Мелькнула мысль: а вернётся ли он вообще? Может, узнав о том, кем является Элет, откуда она сбежала и что намерена делать, он решил, что ввязываться ему в это не стоит? Что ж, его можно понять.

Однако Элет уже успела почувствовать себя брошенной.

Нет, не то чтобы она привязалась к Джону… В конце концов, они знали друг друга всего несколько часов. Но Элет были не очень понятны его действия. Зачем ему искать своего дядю? Не будет же он пытаться наказать его за убийство девушки? Или у Джона с дядей какие-то личные счёты?

Элет вздохнула. Положив готовые амулеты на стол, она упала в холодную, грязную постель, закуталась в одеяло и задумалась о том, что ей делать дальше. Денег не было ни монетки, куда идти, она представляла очень приблизительно, а охотиться за ней продолжали и уже явно поймали след. И единственный союзник оставил её спустя несколько часов после знакомства.

Да уж, просто катастрофическое везение.

Невесёлые мысли не убаюкивали и не успокаивали, однако усталость давала о себе знать, и Элет начала засыпать. В обрывочных снах мелькала кровь и разодранная в клочья шея убитой девушки, а ещё чёрный заклятый лес, из гущи которого горели жёлтые и красные глаза. Но эти сны таяли быстро, один сменял другой, да и спала Элет не слишком крепко, чтобы сновидения были яркими и правдоподобными.