Не время для героев – 2 - Соломенный Илья Страница 4

Я ехал в сером, неприметном плаще на старой кляче, вместе со сбившимися в обоз торговцами, ремесленниками и парнями, желающими стать защитниками Империи и делал всё, чтобы избежать чужого внимания.

А здесь, в ограниченном пространстве лагеря, где все друг друга знали, в окружении опытных вояк, которые пристально наблюдали за новичками и относились к нам не слишком радушно, оставаться незамеченным было гораздо труднее. Поэтому, укладываясь на простых деревянных нарах в одной из казарм, куда нас с остальными приехавшими новобранцами определил сотник Гавейн, я был уверен, что до утра не сомкну глаз.

Но нет – отрубился без задних ног. Хоть и держал под рукой меч – просто на всякий случай – а разум частично оставался настороже, чтобы в случае чего…

Утро начинается примерно на шестой колокол. По всему лагерю разносятся дребезжащие, на редкость противные звуки рожков и регулярные солдаты, спящие в казарме, мгновенно вскакивают с кроватей. Они начинают лихорадочно одеваться, и мы с прочими новобранцами на их фоне выглядим сонными курицами.

Впрочем, я ложился спать прямо в одежде, так что и собираться не приходится – пристёгиваю к поясу простые потёртые ножны с мечом, проверяю сумку с вещами и направляюсь к выходу, следом за всеми, торопясь выбраться из пропахшего кислым потом тесного помещения.

На улице всё также пасмурно. За тучами не видно неба, а дождь только усилился. Волосы тут же намокают и прилипают ко лбу, но меня это мало заботит. Как и сотника Гавейна – несмотря на промозглую погоду, он уже стоит на входе в казармы под небольшим тентом, которые тут натянут у каждого здания, и невозмутимо попыхивает трубкой.

Регулярные солдаты здороваются с ним и отдают воинское приветствие, прижимая сжатый кулак правой руки к левому плечу. В их глазах читается неподдельное уважение к этому человеку, и я делаю в уме заметку.

– Новобранцы – выстроиться в шеренгу! – звучит команда, когда мы выходим из казарм.

Вместе с нами ночевала и предыдущая партия новобранцев, прибывших на день раньше. Бестолково толкаясь, пара десятков молодых и не очень людей, встаёт в грязь перед бараком, неустанно ёжась от пронизывающего ветра, морщась от капель дождя, падающих на лица, и протирая заспанные глаза.

– Для тех, кто забыл, – вышагивая вдоль неровной шеренги и не прекращая дымить трубкой, заговорил мужчина. – Меня зовут сотник Гавейн. Я отвечаю за обучение всех кадетов, и сегодня мы определим, на что вы способны. Следуйте за мной!

Мы снова месим грязь, шагая через весь лагерь. В спину то и дело прилетают смешки и оскорбления, и я никак не могу понять, почему регулярные солдаты ведут себя так по отношению к новобранцам?..

Ранним утром мне удаётся получше рассмотреть «поселение», если можно так выразиться. Первое, что бросается в глаза – здоровенные башни, установленные на берегу реки. Они и правда огромные – выше чем Внутренняя стена Верлиона, хоть и сложены не из камня, а построены из дерева. И башен этих не две, не три, не десять – они растянуты вдоль всей реки Тариэль. И на верхних площадках у них – по паре-тройке здоровенных, быстрозарядных «скорпионов».

Я слышал о северном оборонительном рубеже. Но пока не добрался, не представлял, насколько растянута эта линия защиты Имперской границы. Понятно было одно – башни предназначались для контроля воздушного пространства, а вот против наземных войск противника они не помогут…

Гавейн приводит нас к тренировочным площадкам. На одной из них соломенные чучела, установленные через сотню с небольшим шагов от стоек с луками и арбалетами. Есть несколько огороженных канатами площадок, на нескольких из которых тренируются солдаты. Под тентами рядом с площадками – столы с простыми мечами, копьями, цепами и наспех сколоченными щитами.

Всё учебное – тупое, концы оружия закруглены или на них вовсе приделаны деревянные шары, половина стрел с тупыми наконечниками или вовсе обмотаны толстым слоем тряпья. Я знаю, зачем это нужно – чтобы в учебном бою сымитировать атаку дальнобойного оружия, но не убить тренирующегося.

– Итак, кадеты! – рявкает сотник, когда мы вновь выстраиваемся перед тренировочными площадками, – Объясню кратко! Мы проверяем ваши навыки, и в зависимости от них вы получаете назначение. А также звание рядового, за которое вам назначается ежедекадное содержание.

Эти слова вызывают возбуждённый шёпот среди новобранцев. Судя по нему – почти все пришли сюда ради денег…

– Тишина в строю! – командует Гавейн. – Жалование рядового солдата за декаду составляет пятьсот фингов или пять фистов. Значит, за месяц получите двадцать фистов. Почти половина золотого! Это в два раза больше, чем за то же время получают ремесленники или крестьяне в процветающих провинциях. Если кто-то из вас не окажется опытным бойцом, в чём лично я сомневаюсь… Большинство ждёт месяц учебной практики, а затем вы получите направления в разные полки. Там у вас будет возможность продвинуться по службе, если покажете себя. За каждое звание к жалованью полагается десятипроцентная прибавка. После тысячника – двадцатипроцентная.

Снова возбуждённый шёпот. Ловлю себя на том, что мне противно стоять рядом с людьми, которые идут воевать лишь за деньги. Однако я тут же себя одёргиваю – эти люди мне не знакомы, и рано делать поспешные выводы. Наверняка у каждого из них за плечами есть какая-то история.

– После завершения курса подготовки вас снабдят стандартным оружием и доспехами, – между тем продолжает рассказывать сотник. – Если у вас, конечно, нет собственного. Лошади предусмотрены только для сотников, тех, кто сможет их содержать и солдат кавалерийских подразделений. Но в нашем лагере таких нет – тут мы готовим пехотинцев.

Он выбивает потухшую трубку, вминает в неё очередную порцию табака и раскуривает снова.

– А сейчас проверим, чего вы стоите! Вы двое! – он указывает на первых двух людей в шеренге, – На тренировочную площадку! Покажите, что умеете! Оружие, если надо – на столах. Только не покалечьте друг друга, наденьте кольчуги!

Здоровяк в серой куртке с дубинкой на боку, который уже жил в казарме, когда нас туда определили, выходит против худощавого парнишки со стрижкой «горшком», который прибыл с нами. Они надевают кольчуги, берут по тупому мечу, щиту и…

И уже через пару мгновений я понимаю, что сражаться не умеет ни тот ни другой. Здоровяк машет клинком, словно рожь косит – широко, сильно, но совершенно неумело – что выдаёт в нём крестьянина. Худощавый же парень просто трусит, и всё время отступает, пока не поскальзывается и падает, а здоровяк нависает над ним, картинно приставил к горлу неудачника меч…

– Достаточно! – кривится Гавейн, тоже поняв, какие «бойцы» ему достались, – Выбирайтесь оттуда. Следующие двое! Только ты, парень, свой меч сними, а то поранишь ещё кого…

На этот раз он указывает на меня и на рослого детину, стоящего рядом. Про меч Гавейн говорит именно мой, так что приходится оставить его на столе с оружием и взять тупой тренировочный клинок.

Также как и предыдущие «бойцы» мы напяливаем старые кольчужные рубашки. Такую я легко мог бы разрубить своим оружием, и она не защитит даже от арбалетного болта, пущенного с пятидесяти шагов… Перебравшись через канаты, встаю в чавкающей грязи в расслабленную стойку, опустив клинок вниз.

– Начинайте! – гаркает сотник.

– А-а-а!!!

Здоровяк, чьи плечи могли бы поспорить шириной с воротами лагеря, словно бешеный, срывается с места и с криком несётся на меня. Его замах настолько нелеп и широк, что мне даже уклоняться не надо. Я просто делаю короткий шаг в сторону, подставляю противнику ногу и толкаю его в спину, не используя меч.

Детина летит лицом вперёд, пропахивает грязь, встаёт и отплёвывается под дружный хохот новобранцев. Сотник закатывает глаза.

– А оружие тебе на что? – рявкает он на меня. – Обозначь удар! Это тебе не рыцарский турнир!

Здоровяк, в чьих глазах я замечаю проблеск злости, снова бросается на меня. В этот раз он не кричит – только пыхтит и, кажется, замахом учебного клинка настроен снести мне голову…