Вера Камша - Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал Страница 4

Зеленоглазая опустила взгляд в то мгновенье, когда из невзрачного строения в одном из внутренних дворов одна за другой выскользнули несколько стремительных смутных фигур. Не успев ни крикнуть, ни простонать, умерли на галереях часовые, а из предательской ризницы уже валили воины в гребенчатых шлемах, и вместе с ними в Цитадель вступала смерть. Захлебываясь ужасом, в последний раз всхлипнул и замолк орган, и, словно отвечая ему, на колокольне раздался тихий журчащий смех. Реквиемом по гибнущему Агарису.

Часть 1

«Башня»[1]

Люди не могли бы жить в обществе, если бы не водили друг друга за нос.

Глава 1

Замок Савиньяк

Ракана (б. Оллария)

400 год К.С. 2-й день Весенних Скал

– Так что, вы говорите, они делают? – Графиня Савиньяк рассеянно открыла шкатулку с оленями на крышке и углубилась в созерцание фамильных гарнитуров. Увы, находящихся в полном беспорядке.

– Ждут в Красной Приемной, – с удовольствием доложил седовласый дворецкий и по собственному почину добавил: – Уже час.

– А сколько сейчас времени? – Арлетта близоруко сощурилась. – Пять уже есть?

– Только что пробило.

– Я и не заметила, – соврала госпожа графиня, вертя в руках обрамленный алмазами рубин. – Пусть постоят еще полчаса… Я завершу туалет и… Раймон, граф Валмон пообедал?

– Почти, сударыня.

– Значит, я ошиблась. Мне понадобится около часа. Мятежники подождут, пока графиня Савиньяк выбирает колье.

– Это не совсем мятежники, дражайшая Арлетта. – Стоило его помянуть, и Валмон появился, в очередной раз подтвердив свою репутацию закатной твари. – Это те, кого взволновали известия о съезде дворянства семи не примкнувших к мятежу графств. Старший из ваших старших сыновей назвал бы их людьми дальновидными.

– Зато двое из троих назвали бы трусами. – Арлетта наклонилась над сверкающим клубком, не желая смотреть, как таскают кресло с человеком, в которого она в юности была влюблена. Разумеется, слегка и, разумеется, до встречи с Арно. Изловчившись, графиня ухватила прабабкины сапфиры, стараясь не слышать скрипов и топота. Ей самой, окажись она в положении безногой колоды, чужой взгляд был бы неприятен. И Бертраму неприятен, как бы он ни хорохорился.

Облюбованное колье заупрямилось, намертво сцепившись с порванной пару лет назад золотой цепью. Сейчас Бертрам примется ворчать, что драгоценности следует хранить в предназначенных для этого гайифских футлярах. Жозина с Карой тоже учили подругу беречь вещи, а верный Раймон тридцать с лишним лет пытается привести украшения госпожи в порядок. Только Арно не мучил ее коробочками и шкатулочками. Он просто дарил рубины и янтарь. Когда бывал дома…

– Попробуйте изумруды, – раздалось за спиной. – Сегодня они уместны.

– Среди разумных трусов нашелся кавалер, которого пожилая дама не пошлет к кошкам без помощи укрепляющих целомудрие камешков? – оживилась Арлетта, выкапывая из-под кэналлийских подвесок торское ожерелье.

– Не думаю, что здесь найдется пожилая дама. – Валмонский затворник слегка качнул огромной головой – на волосок вправо и тут же на полволоска влево. – Иное с кавалерами. Савиньяк осчастливили даже не отцы семейств, но деды и, кажется, два прадеда.

– Тогда почему изумруды? Хотя будь по-вашему. – Графиня вызволила наконец гордость торских ювелиров и, возвращая былые годы, по-девичьи легко опустилась перед гостем на ковер. – Бертрам, вас не затруднит застегнуть и объяснить? Душить меня не надо – я ничего вам не завещала, а Гектору – тем более. Как он, кстати?

– Ваш брат выехал в Ардору на воды. – Толстые, куда свиным колбаскам, пальцы ловко справились с миниатюрной застежкой. – Мне грустно об этом говорить, но лекарь подозревает камень в почке.

– Изумруд? – предположила с детства обожавшая братца Арлетта. – Я поняла. Мне, как урожденной Рафиано, следует носить те же камни. Гектор в почке, я – на шее…

– Сдаюсь, прекрасная эрэа, как назвал бы вас никчемный сюзерен проклятого мною сына. – Будь Бертрам здоров, он бы отступил назад и застыл в изысканном поклоне. – Я отказываюсь от намерения вынудить вас перейти к делу первой, ибо держать прадедов на ногах более часа неразумно. Они будут слушать не вас, но свои подагры и ревматизмы, а нам следует заставить их думать о вещах более приятных. Например, о том, чем оплатить прекрасные порывы внуков и глупость сыновей.

– Давайте о делах, – с готовностью согласилась графиня, возвращаясь к зеркалу. – Вы уже знаете, что в Фельпе больше нет Дуксии?

– Знаю, – колыхнул всеми подбородками Валмон. – Недовольные больше не сетуют на избранников птице-рыбо… девы за неимением таковых, Франческа Скварца обрела душевный покой и умиротворение, а адмирал Джильди – герцогскую корону. Что думает об этом ваш младший старший сын?

– Старший младший, – поправила Арлетта. – Эмиль считает, что дуксы – зло, а военные – добро. Особенно кавалеристы, но он согласен и на моряков. Они, кстати, и заняли Дуксию. Это было так мило… Во время последнего сортэо, если я не путаю название, из коробки с номерами выпрыгнули пауканы. Дуксы закричали, и неудивительно. Я бы на их месте упала в обморок. Если бы была в корсете… но дуксы, видимо, корсетов не носят.

При Бертраме можно не шутить, при нем можно даже плакать, да что там плакать, рыдать в четыре ручья, как она рыдала, узнав про Арно… Плакать можно, только Валмон болен, на нем висят уцелевшие графства, если не что-то бо́льшее, а с Эмилем обошлось. Это Марсель сейчас целуется с гадюками. Чушь, что женщина должна искать поддержки у мужчины; поддерживать надо того, кому тяжелее.

– Пауканы скакали по всему залу, – графиня с отвращением передернула плечами, – дуксы тоже. Тогда капитан охраны попросил господ не волноваться и на время ловли монстров перейти в комнату для переговоров. Дуксы перешли. Там их ждала вдова адмирала Скварца. Очень сердитая. Надо сказать, в комнате для переговоров нет окон и только одна дверь, ведущая в зал с пауканами…

Арлетта закрыла шкатулку и подкрасила губы, завершая туалет. Бертрам ждал продолжения. Эмиль вряд ли догадался ему написать, вот матери он под настроение пишет… Лионель, тот пишет чаще. Не столько дражайшей родительнице, сколько сестре экстерриора и влиятельной в Приморской Эпинэ особе. Ну а Арно – вылитый Эмиль десять лет назад. Если б не Жермон, она б не знала о безобразнике ничего.

– Представляете, моего старшего младшего сына пытались убить во сне. Такая глупость!

– Возмутительно. – Огромная лапища коснулась набалдашника трости, с которой Бертрам не расставался никогда. – Фельпцев извиняет лишь невежество. Откуда дуксам знать, что Савиньяка можно убить только в бою…