Бог не Желает - Стивен Эриксон Страница 4

Валард из Города Тюльпанов, однако, спустя три года делает любопытное упоминание о Теблорском перевале в своей "Географата Мотт", упоминая присутствие там костной гряды в самом узком месте, а ниже по склону другой, куда большей кучи костей. Словно, пишет он, "тысяча людей погибла в сражении против единой линии обороняющихся".

Стоит, кстати, заметить, что Валард, будучи посвященным Мистиком Отвержения, мог вообще не знать ни новостей о восстании рабов Мелина, ни местных сказаний о Противостоянии Клиньев.

История Гаэрлона, том IX

Великая библиотека Морна

Глава первая

Неудачное начало зачастую само по себе становится зловещим предупреждением.

"Речения шута", Тенис Буле

Гарнизон Слипто, Кулвернская Переправа, что к северо-востоку от Мелинского Моста на Генабакисе

Бледное небо, созданное для бесцветного мира. Весна еще не вступила в силу. Заросли по обе стороны мощеной дороги к форту и городку оставались хаотической мешаниной бурых прутьев с клочьями тускло-красной и тускло-желтой листвы. Однако появились свежие почки, и в канавах уже не лежал лед, но текла вода, окрестные поля покрылись серыми лужами и целыми озерцами, отразившими пустое небо.

Кто-то когда-то сказал - Омс не помнил, кто - что мир является зеркалом небес, жестяным, поцарапанным, помутневшим, изрытым словно в насмешку над прекрасным ликом небес. Нет сомнений, сказано это было в результате долгого наблюдения. Странно, как бессмыслицы остаются в памяти, тогда как все истины пропадают, брошенные, словно ненужный хлам.

Солдата, заявившего, будто ему неведом соблазн опасности, считайте лжецом. Омс был в рядах армии с пятнадцати лет. Двадцать один год как бегал от этой истины, основной истины своей взрослой жизни. Остальные блеклые истины прятались в тени этой, главной. Наслаждение наркомана, как всегда порочное; зловещий призрак, нависающий над плечом, когда ты стоишь и смотришь на труп - на труп, который, сложись схватка чуть иначе, мог быть твоим. Жить легче, размышлял Омс, когда ты можешь убить свои страхи. И смотреть потом в бескровное лицо, ожидая, когда успокоятся сердце и дыхание.

А завтра бывал новый день и новый страх, и новое лицо, и облегчение, словно сладчайшее зелье в венах.

Он был солдатом и не мог вообразить себя в иной роли. Он собирался умереть на поле брани, показав убийце свое бескровное лицо - увидев, может быть, в последние мгновения зловещий призрак над плечом врага. Всякому ведомо, что смерть - истина, от которой не скроешься.

Позади него был северный лес. Конь устал, но не стоило позволять ему застаиваться, чтобы не затекли мышцы. Однако Омс оставался неподвижным в седле. Еще несколько мгновений не убьют ни скакуна, ни ездока. Он надеялся на это. По крайней мере, пусть успокоятся дыхание и сердце.

Когда привидение показывается кому-то, нельзя понять, какое злодейство у него на уме. Не стоит смешивать запутанное волшебство садков с незримыми мирами, где обитают мертвецы, и отнюдь не в одиночестве. Пантеоны богов и властителей, запертых в клетках храмов, рождающихся и умирающих, словно цветы при смене эпох - принадлежат совсем иной вселенной, нежели бессловесные первобытные силы, что таятся в диких и всеми забытых местах.

Представшая пред ним призрачная фигура лишь смутно походила на человека. Почти бесформенная, очертания расплывчаты, в середине темная масса, а в ней какие-то рваные полосы бурлят и переливаются, будто оказавшись в плену. Тусклая как небо, как озера и лужи.

Он ожидал, что призрак что-то скажет, и удивлялся, почему не тревожится конь. Но мгновения текли, и разум его потянулся к прошлым боям - особенно к последнему - гадая, не пропустил ли он что-то? Например, свою смерть. Знают ли мертвецы, что умерли? Может, он убежал от воспоминания, полного ужаса и горечи? Что было? Дикий ожог от пронзившего грудь копейного наконечника? Мучительная боль ранения в живот, перерезанное горло, брызгающая из бедра кровь?

- Так, значит? Я помер?

Левое ухо коня дрогнуло, ожидая новых слов.

Призрак дал неожиданный ответ. Рванулся к нему, мрак заполнил зрение, хаотическое мельтешение чего-то бурлило вокруг, его словно обняли и встряхнули, окатили волной. Он видел, как призрак проносится сквозь его тело. Пропав.

Он озирался, моргая. Ничего, лишь тусклый бесцветный мир, холодное утро ранней весны, тихий звон текущей воды и еле слышный шепоток ветра. Взгляд упал на дорогу, туда, откуда поднялось привидение; глаза нашли один булыжник, грязный, но чем-то отличный от остальных.

- Дерьмо. - Он спешился, чуть пошатнувшись, еще переживая то касание; присел, протирая камень, отгоняя ручейки мутной талой воды. Обнаружив вырезанное лицо. Круглые пустые глаза, бороздки, изображающие нос и треугольник опущенных губ.

- Драный Генабакис, - буркнул он. - Драная Переправа. Да в пропасть всех давно померших, всех духов, богов, призраков и прочих, драть их всех. - Он встал, возвратился к спокойно ожидавшему коню. И застыл, вспоминая экстаз того соединения. - Но знай, кто бы ты ни был: если ты отодрал меня, я проклятуще доволен.

К северу от форта лежало старое кладбище, странная смесь подобных ульям склепов и курганов с утонувшими, перекошенными платформами для погребальных урн, намеки на давно забытые обычаи столь же давно забытых племен. Когда Третья малазанская армия строила форт во времена завоевания, кладбище по приказу военных инженеров пересекли траншеями и раскопами, некоторые плиты пошли на строительство фундаментов стен, тогда деревянных, а сейчас замененных на каменные. Вырытые кости бросили на месте, в высокой траве вокруг траншей; иные виднелись и сейчас, расколотые и отбеленные, среди узловатых сухих стеблей.

Грязная была работенка, но нужда - суровая хозяйка. К тому же проклятое кладбище лежало в середине пустоты, за лиги от ближайшего городка, вокруг лишь горстка деревень и хуторов. И местные не жаловались, все как один утверждая, что кладбище не их рода.

Южную сторону форта отмечало новое кладбище, с небольшими прямоугольными криптами в генабарийском стиле и одним длинным курганом, набитым гнилыми костями нескольких сотен малазанских пехотинцев. На вершине уже выросла рощица. Кладбище подходило к стене, дальше были ворота, за ними на месте имперского поста появился город.

Земля за восточной стеной была выделена для муштры, строительство запрещено, лишь овцы паслись там, поддерживая траву в опрятном состоянии.

Форт стоял в сотне шагов от реки Кулверн. В прошедшие декады разливы становились все яростнее, и берег подошел на