Дмитрий Емец - Ладья света Страница 4

«Дафна, Ирка, даже Буслаев делают то, чего требует от них свет. А ты делаешь что хочешь. Оттого тебе так и плохо! Когда делаешь что-то для себя, получается вообще ни для кого!» — произнес чей-то голос, отвечая Матвею на вопрос, которого он так и не задал.

Сидеть было неудобно. В кармане что-то мешалось. Привстав, Матвей достал маленький ящичек из красного дерева. На мгновение он удивился, откуда он здесь, но после смутно вспомнил, что взял его еще утром, потому что прежнее место показалось ему ненадежным.

Матвей положил ящичек на колени и стал рассматривать деревянных человечков на крышке. Все вырезанные человечки имели подробные лица, на которых ясно отпечатывалось страдание. Еще настораживало, что человечки смыкались руками, крепко держа друг друга.

Внезапно пальцы Багрова, гладящие ящичек, что-то легонько кольнуло, и он вдруг увидел Ирку со всеми ее недостатками. Сутулится, иногда, когда смеется, повизгивает, широкие неблагородные ногти, передний зуб с трещиной. Проклятие! Это же все перечислял Джаф! Получается, что либо он, Багров, смотрит на Ирку глазами Джафа, либо недостатки эти так очевидны, что сразу бросаются в глаза!

Багров хотел убрать руку, но не успел. Пальцы его опять кольнуло. Хм… В характере Ирки, если вдуматься, тоже куча тараканов: упрямство, легкое интеллектуальное высокомерие, коварное уклонение от хозяйственных забот (всякий раз, когда надо было мыть посуду, у нее либо разыгрывалась нежность, либо приходило творческое вдохновение) — а ведь она как бы свет! Позиционирует себя, типа того! Обычно Матвей не замечал этих мелочей, их для него не существовало, но все равно они накапливались где-то внутри, в особой копилочке, о существовании которой он едва подозревал.

Матвей приоткрыл ящичек и осторожно понюхал: пахло чем-то сладковатым, дразнящим. Чем дольше Багров держал ящичек в руках, поглаживая его кончиками пальцев, тем сильнее ему хотелось что-то изменить в Ирке. Чего мы, в конце концов, сидим, как тараканы за пыльной батареей? Боимся совершать поступки? Ошибаться? Что-то менять в себе?

«Ирку я любил даже на коляске. Что мне теперь этот желтоватый зуб? Мелочь! Можно подумать, его раньше не было или я его не замечал! Еще как замечал — и прощал его ей… Стоп! Как это — прощал? Лучше в этом направлении дальше не думать, а то невесть до чего додумаешься…» — спохватился Багров и, сердито посмотрев на ящичек, прикрыл крышку, продолжая придерживать ее пальцем.

Человечки все так же цепко держали друг друга. Казалось, ими владеют два противоречивых желания: вырваться и ни за что не отпустить соседа. И второе желание перевешивает первое. Багров поднес шкатулку ко лбу и на миг закрыл глаза, проверяя характер ее магии. Артефакт-то, конечно, мрака, но магия вполне нейтральная. Ничего особенно злобного. Честный рабочий инструмент для всевозможных мелких замен.

Матвей успокоился. В элементарной магии он разбирался неплохо. Может, тут и не без подвоха, но монстр из этого ящичка точно не вылезет. Да и потом — разве любовь не в том, чтобы делать кого-то лучше?

«Вначале эксперимент! — подумал Багров. — Ничего серьезно менять не будем! Просто парочка незначительных поступков, которые ни на что не повлияют. Пусть Ирка позвонит мне и скажет: м-м… хрю-хрю, милый, я твой поросеночек! — или нет, какой она поросеночек? Скелетик!»

Шкатулка едва приметно дрогнула у него в руке, а еще спустя секунду в кармане у Багрова завибрировал телефон. Он поспешно посмотрел на экран и поднес трубку к уху.

— Хрю-хрю, милый, я скелетик твоего поросеночка!.. — услышал он Иркин голос. Матвей обрадовался, но тотчас, не успев как следует восторжествовать, услышал вторую фразу: — Лучше будь мне врагом, но относись ко мне с уважением, чем будь мне фальшивым другом!

Прежде чем Багров успел хотя бы ответно пискнуть в динамик, трубка замолчала. Он долго сидел, тупо глядя на свой телефон. Потом понял, что первую часть фразы Ирка сказала под влиянием ящичка, а вторую — уже от себя. Видимо, она все еще продолжала кипеть.

«Ничего! — сказал себе Матвей. — Главное — ящичек работает! Возьму что-нибудь неважное, пускай не сразу зуб, пускай крошечную красную родинку на шее, и мысленно опущу ее внутрь. Родинка — это незначительно. Мраку не за что будет уцепиться!»

Подумав об этом, он хотел заглянуть в шкатулку, но не успел. Крышка ящичка захлопнулась так резко, что он едва успел выдернуть палец. Матвей чуть поколебался, правильно ли делает, и открыл ящичек. Ничего. Такой же пустой, как был прежде. Никаких родинок.

«Ну да, — успокоил себя Матвей. — А я что ожидал увидеть? Он вообще не так работает… А если бы я ноги загадал или руки — они бы что, по углам валялись?»

Он встал и быстро пошел к Ирке. Ему не терпелось взглянуть на ее шею — не ради родинки даже, а ради внутреннего успокоения, что он не совершил никакой глупости. На новом асфальте во множестве мелких лужиц блестело небо. Матвея это слегка напрягало: казалось, ты идешь по воздуху, раз небо и под тобой, и над тобой.

Кто-то окликнул его. Разбрызгивая лужицы, к Багрову бежала валькирия Даша. На лице у нее было такое счастье — она видит Матвея! — что он даже смутился, потому что сам такой радости не испытывал. То есть он, конечно, тоже рад был видеть Дашу, но совсем не в том градусе, чтобы носиться по лужам.

Он остановился, дожидаясь ее. Даша подбежала и стала возбужденно показывать, чему недавно научилась. Копье то вспыхивало в ее руках, то исчезало, появляясь всего на мгновение и скользя справа и слева от тела Багрова. Движения были так быстры и непредсказуемы, что Матвей понимал: он не уклонился бы от восьми выпадов из десяти. Копье валькирии-одиночки было стремительнее солнечного зайчика.

Все же сознаваться, что Даша постепенно перерастает его, если уже не переросла, самолюбивому ученику волхва не хотелось.

— Стоечку держим! Спинка выпрямлена, ручки порхают! А вообще неплохо. Умница! Мелкие успехи определенно есть, — сказал он снисходительно.

Даша просияла. Багров взял ее под локоть и, ускоряя шаг, потянул по аллее. При ходьбе у людей нет времени вглядываться в лица друг друга и взвешивать, кто кому насколько рад. Хотя Даша была, конечно, душой щедрой и не считалась, что вот я одарила кого-то вниманием на десять копеек, а получила взамен на три копейки с половиной. Караул! Держите меня восемь человек!

Багров знал, что Даша немного увлечена им. Ему было неловко, неуютно, но одновременно он почему-то делал все для того, чтобы ей не разонравиться. Невольно приосанивался, напрягал мышцы, голос становился чуть небрежным и уставшим.

Аллея расступилась, выводя к большому песчаному кругу, где вокруг клумбы стояли скамейки. Место было популярное. В солнечные дни здесь всегда собиралось не меньше двух-трех десятков гуляющих.