Последний тигр. Обитель Святого Ястина - Татьяна Белова Страница 4

громок, как колокол, и часто горяч до красноты. В костях его тлело праведное негодование и вспыхивало оно примерно из-за всего. Хлеб ему был недостаточно ароматен, хоть сразу из печи принеси. Сундук сделали, так кривой же, куда слепые мастера глядели, а ну переделать! Сапоги ноги натёрли, эх ты, сапожник называется, плетей бы тебе дать, да Создатель не велел на бездаря гневаться. И горе то в том, что не знали лекари снадобья вылечить этакую хворь, а потому в часы просветления аббат неистово молился. Чаще всего молился он на рассвете, на балконе собственного дома, что с видом на Черное Озеро и был он в этот час нагой как новорожденный. Об этой его причуде знал весь город, но смеяться никто не смел, только так, изредка, кто бросит в сердцах — луч тебе в задницу, святоша, да пойдёт по своим делам. Но тот злополучный день запомнили все, потому как бегал аббат Капет голый по набережной и кричал во всю мощь лёгких:

— А ну вернуть как было! Кому сказано! Где вода, я вам говорю? А ну ко мне бездаря смотрителя! — и кричал так достопочтенный аббат пока не охрип и не упал без сил на канаты причала. Через час уже весь город толпился на пристани и в ужасе гудел. Вместо Черного Озера зиял провал, да такой, что никакому герцогу и не снился, а над провалом туман стоял.

— Кипящий котёл вместо озера! Прямо как в сердце Создателя, — сказал брат Радон, скромный служитель Собора Святого Ястина и личный писарь аббата Капета. Прервав свой рассказ, брат глотнул пива, поставил кружку на стол и утёр бороду. Та смешно топорщилась и монах часто поглаживал её пальцами левой руки, правая же рука плетью лежала на столе. Орис с интересом поглядывал на неё, но рука ни разу не двинулась с места.

Рассказывал Радон долго и основательно, с отступлениями, и уже не в первый раз, а Орис всё кивал и говорил, а давай ка еще разок, брат, уж больно красиво говоришь, а я пока доем. Сидели все вместе за большим столом — монах, мельник, кузнец, корабельщик, Кастор и Орис, остальные топтались кто у стен, кто у дверей в трактир.

— Я то вот, как дурак — ерёмушка, возьми да и подойди к краю, — зашептал мельник. Он не то чтобы смелостью отличался особой, скорее любопытством недюжим. — А темно внизу, хоть глаз выколи, и тьма то нечистая, дух жаркий, будто над ведьминским котлом. Глянул я вниз и увидел, что корабли на дне провала лежат, в зеленой тине, зачерпнув грязи кто бортом, кто носом, как игрушечные!

Мельник перевёл дух и глотнул пива.

Кастор слушал молча, иногда закатывая глаза к потолку, видел горлов в гнёздах, встряхивался, вскакивал с места и начинал расхаживать туда-сюда. Орис давно приметил эту его привычку, ему так лучше думалось. Рассудок Кастора не мог принять рассказ горожан, потому он всё порывался пойти и посмотреть своими глазами. Всем телом и лицом сур выражал недоверие. Орис же не торопился, ел и слушал. Чутьё, дарованное ему Создателем, разгоралось из искры в пламя. Тайна исчезнувшего озера…

— Хлоп и нет воды, — снова заговорил мельник, — и всего-то ночь понадобилась. Ниварцы предложили брёвен нарубить, да корабли со дна на берег вытащить, но сначала то трюмы надо разгрузить. Вот потому и городок наш будто вымер, все в ком еще сила и смелость есть, на дне озера копошатся, остальные же от страха по домам сидят. Сам аббат, как понял, что случилось чудо-чудное, так от Звездного алтаря не отходит, молится, а брата Радона в город послал, порядок блюсти. Бургомистр то наш от страха заперся в своём доме и не выходит, говорит, письма строчит герцогу, так все ж знают уже, сгинул герцог то, а что молодая жена его сделает, а? Воды из кувшина нальёт? Ниварцы молодцы, они то не растерялись, не зря говорят купцы — ума палата, сразу и гернов наняли, чтоб ворота охранять и грамарда вот вызвали, да еще цены снизили для горожан, чтоб отвлечь, да успокоить. Три дня толпились люди на площади, скупали соль да мясо, кто в дорогу, кто про запас, а вдруг таки сорваться с места придётся. Только благодаря ниварским купцам порядок и сохранился.

Орис увидел как дернулась щека корабельщика, тот явно был с мельником не согласен. Да и потерял корабельщик куда больше, что теперь его мастерство здесь стоит, раз озера нет? Но не собрался и не уехал, сидит, бровями играет, да кулаки жмёт до белых костяшек. Он единственный, кто пришёл с оружием, топор его стоял прислонившись к скамье. Орис мысленно поставил себе черточку, выловить корабельщика один на один, да побеседовать, что-то тот явно знает. Потом грамард встал и с ленцой потянулся. Улыбка его всё ещё была сладкой и непринужденной, будто девицу соблазняет. Пусть все эти люди думают, будто исчезающие озёра Орис чуть ли не каждый день видит, а потому и не волнуется. Картину портил Кастор, тёмным лицом и суетливостью, но на него грамард старался не смотреть. Да, мол, случайный попутчик, а потому и мнение его обособленно, в сторонке стоит.

— Ну что ж, благодарствую вам за рассказы, а теперь пойдемте поглядим на озеро ваше, да на купцов. Поздороваться надо, с нанимателями то, — хрустнул пальцами Орис и спрятал улыбку. Вот те удивятся то!

Кастор потемнел еще сильнее, чтобы скрыть негодование, накинул капюшон на голову, а руки спрятал в широкие рукава. Белые его одежды белыми давно быть перестали, но выглядел он всё равно как истинный служитель Святого Престола, гордо и величественно. Радон на его фоне съёжился, став казалось меньше ростом, правая рука его висела теперь мёртвой плетью вдоль тела.

Орис знал про Итру, что выходила она из Верхнего озера, спадала с Высокого Края в Черное озеро, а дальше в Нижнее, из которого разветвлялась на Ерёмку и Ерминку, те же широкими рукавами уходили до самого Ружского побережья. Судоходный сезон открывали ранней весной, когда лёд сходил, закрывали же в болотистый октябрь, когда берега брата и сестры цверой зарастали так, что и плоскодонке с трудом пройти, не то что на вёслах. Змеистая цвера была погибелью корабельщиков в этих краях с тех пор как люди сюда добрались. Воевали с ней и огнем, и мечом, и отравой, да всё бестолку, всегда возвращалась. Цверу облюбовали местные цапли, огромные сомы, а еще выдры, в плотной траве они строили гнёзда и растили молодняк.

Сейчас,