Денис Юрин - Разведка боем Страница 4

– Мы не знаем, куда держит путь благородный рыцарь, и ни в какой мере не желаем препятствовать осуществлению его планов, – нарочито деликатно заверил, пожалуй, даже чересчур воспитанный юноша, – но в деревне Мефлеж, что всего в миле отсюда вдоль берега, расположился передовой отряд нашего полка. Его командир, благородный рыцарь фон Кервиц, желал бы с вами поговорить. Если бы вы не отказали в любезности…

– Не откажу, не откажу! Давай показывай дорогу! – прервал юношу рыцарь, уже уставший от изысков вычурной речи, еще как-то терпимой в больших городах, но совсем неуместной в суровое время похода.

Дарк мог отказаться от приглашения, но это бы ему ничего не дало. Он все равно направлялся в Мефлеж, а значит, разговор с фон Кервицем так или иначе состоялся бы. К тому же Аламез сгорал от любопытства, что же от его скромной, пока еще не имеющей никаких заслуг перед Короной персоны могло понадобиться прославленному боевыми подвигами рыцарю, который, кстати, чуть более месяца назад судил его поединки на состязании оруженосцев.

Когда судьба выхватывает тебя из мирной, размеренной жизни и тут же забрасывает в провинцию, которую вот-вот охватит война, то сердце мгновенно заполняет страх, а во встревоженной голове начинают гнездиться стайки дурных предчувствий. Человека переполняют эмоции, однако при этом его разум остается трезвым, рассудительным и спокойным. Ему не кажется, что мир перевернулся с ног на голову, а он сам сошел с ума. Когда же все происходит с точностью наоборот, то есть после нескольких дней странствий по охваченной тревогой округе ты вновь попадаешь в безмятежную жизнь и, находясь практически на границе, видишь не походный лагерь готовых к боевым действиям войск, а обычные будни небольшой рыбацкой деревушки, то сомнения по поводу здравости собственного рассудка непременно возникнут.

Дарк испытал подобное неприятное чувство, едва отряд из четверых всадников достиг побережья пограничного озера, а глазам изумленного моррона предстал Мефлеж. Неизвестно, о каком таком передовом отряде говорил вестовой, но только ни солдат, ни вооруженных вилами, топорами-колунами да ржавыми баграми мужиков, гордо именуемых ополчением, в небольшом рыбацком поселении не было видно. Вопреки ожиданиям деревушка оказалась совсем не покинутой и жила обычной, ничем не примечательной жизнью. Кто-то из жителей колол дрова, кто-то латал дырявые сети, готовясь вскоре вновь отправиться на ловлю, а кто-то смолил да конопатил днища утлых весельных и парусных лодчонок, уже давненько отходивших свой век, но все равно до сих пор спускаемых на воду. Вокруг царил беспечный, расслабляющий мир, от которого Аламез за последние десять дней уже успел отвыкнуть.

Разум моррона отказывался воспринимать то, что видели его глаза. Полное беспечности и успокоения зрелище казалось какой-то извращенной чародейской иллюзией, которая никак не вписывалась в суровую действительность напряженной предвоенной поры и которая вот-вот должна рассеяться, стоит лишь его коню подъехать к околице.

Так оно и случилось, правда, немного раньше – не на самой околице, а за двадцать шагов до ограды крайней лачуги, когда Аламез смог получше рассмотреть занятых обыденным трудом обитателей побережья. Ни коловшие дрова, ни чинившие снасти мужики ни капельки не походили на местных рыбаков. Их рубахи со штанами были чересчур чистыми, а взопревшие тела слишком мускулистыми для тех, кто питался в основном зеленью да рыбой, а мясо вкушал лишь по великим праздникам. Притом где это видано, чтобы на руках да лицах мирных рыбаков виднелось столько шрамов, оставленных явно не зубами щук, а острым боевым оружием? Бросились в глаза моррону и иные обстоятельства, например, то, что под ногами не суетилась непоседливая детвора, от гомона которой закладывало уши; из маленьких, перекошенных оконцев домишек не показывались женские лица, а с дворов не доносились ни собачий лай, ни иные звуки домашней живности. Не подвело Аламеза и обоняние, его нос сразу почувствовал запах костра, на котором жарился сочный барашек, а не варилась тошнотворная похлебка из рыбьих потрохов.

Иллюзия, сотворенная, правда, не искусным чародеем, а бывшая всего лишь деянием грубых человеческих рук и результатом хитроумного замысла начальства, мгновенно рассеялась. Мефлеж был оставлен жителями, но отнюдь не пуст. В нем на время обосновались солдаты, по приказу командира поменявшие обмундирование на драные штаны да протертые рубахи и с армейским задором изображавшие мирных жителей. Если с противоположного берега озера наблюдали шеварийцы, а Дарк не сомневался, что именно так оно и было, то они не смогли бы заметить подвоха. Большое расстояние скрадывало то, что моррону открылось только вблизи.

Предположение окончательно превратилось в твердое убеждение, как только Аламез и его провожатые достигли центра деревни. Там глазам Дарка предстали многочисленные доказательства его правоты. И сложенные в сарае доспехи с одеждами, за которыми зорко приглядывала троица развалившихся на завалинке мужиков весьма воинственного настроя и вида, и конское ржание, донесшееся откуда-то из-за домов, и почти родной мелингдормский говор, который только глухой иль чужеземец перепутал бы с речью местного жителя. Впрочем, Дарк не мог упрекнуть провожатого во лжи иль в чем-нибудь обвинить. Вестовой сразу признался, что в Мефлеже стоит передовой отряд его полка, но почему-то не счел нужным упомянуть о затеянной маскировке.

– Вам вон в тот дом, господин рыцарь! – показал рукой юный вестовой, остановившись возле колодца, но почему-то не покинувший седла. – Господин фон Кервиц уже извещен о нашем прибытии и ждет… Часовые предупреждены, а меч лучше б оставить, сами понимаете…

Юноша осекся… быстро додумался замолчать под красноречивым, гневным взором спешившегося рыцаря, а затем благоразумно поспешил отъехать, отвесив на прощание бывшему попутчику изящный поклон, к которому даже при большом желании нельзя было бы придраться. Всегда носить при себе меч – являлось одной из главных привилегий герканского рыцарства. Благородные воители расставались с оружием лишь на балах да на пиршествах, и даже в тронную залу королевского дворца входили, позвякивая шпорами и держа ладонь на рукояти верного меча. Предложение рыцарю снять с пояса меч воспринималось в суровой Геркании как несусветная глупость или как оскорбление. За подобную дерзкую просьбу, как бы уважительно она ни прозвучала, можно было не только зубов, но и головы вмиг лишиться.

Поскольку свидетелей у досадного недоразумения не было (двое других провожатых не остановились возле колодца, а проехали куда-то дальше, наверное, к конюшне), ошибка вестового не стала для него роковой. Дарк не желал начинать встречу с ссоры, а беседу с благородным фон Кервицем с объяснений, за какой такой проступок он перерезал горло его верному слуге.