Валерий Самохин - Турнир Страница 4

Вовка вздрогнул. Бабку он немного побаивался с самого детства – ни один секрет не проходил мимо ее бдительного ока. Второй глаз у бабки тоже присутствовал, но был стеклянным, с небольшой трещинкой на роговице. Когда она была не в настроении, ее морщинистое лицо приобретало зловещий вид. Впрочем, побаивался не только он, но и вся тьмутараканская деревушка. Обращаясь к ней с многочисленными болячками, жители, тем не менее, при ее приближении испуганно крестились. Вовкина бабка числилсь у местных в колдовском авторитете.

– Помоги-ка мне, внучок, – продолжала старушка, пытаясь сдвинуть громоздкий пыльный сундук, стоявший у почерневшей от времени стены. – И не стой ты, как баран, видишь – силенок не хватает.

– Бабуль, ты че, на старости лет совсем из ума выжила?! Щас братва двери выносить начнет, а она мебель переставлять надумала! – заорал благим матом Вовка, но, видя, что бабка не обращает на него никакого внимания, плюнул и одним рывком сдернул сундук. Из открывшегося темного провала дохнуло прелой сыростью.

– Лезь, давай! – подтолкнула она внука в спину. – Не задерживай! Мне еще его на место ставить.

– Я тебе бандеровец какой, чтобы в норах прятаться? – попытался отодвинуться Вовка от мрачной ямины.

Бабка ухватила его жилистой рукой за воротник и неожиданно сильным толчком отправила в полет. Вовка, кубарем прокатившись по земляным ступеням, грохнулся всем центнером массы о земляной пол и отключился.

Очнувшись, он с недоумением огляделся. Погреб оказался довольно просторным, с каменными стенами и сталактитовым потолком. Покрутив чугунной головой по сторонам, Вовка краешком сознания отметил пропавший люк. Другой краешек – зрения – ухватил какое-то шевеление в углу пещеры. Там, бормоча речитативом незнакомую заунывную песню, как шаманы из "Клуба кинопутешественников", сидел на корточках обросший бородатый мужик в овчинном тулупе и жарил на вертеле ароматное мясо. Блики костра оживляли тени, прячущиеся в глубине подземного грота. Ситуация отдавала абсурдом.

Вовке сделалось жутковато.

Он поежился. На нем были спешно наброшенная кожаная косуха и дорогой спортивный костюм немецкого производства. Но от жуткого холода, царившего в пещере, шедевр легкой германской промышленности служил слабой защитой: тепло от костра бесследно таяло где-то во мраке.

Мужик, не обращая ни малейшего внимания на очнувшегося гостя, налил в немытый, с масляными разводами стакан мутноватую жидкость. С наслаждением, громко хлюпнув одной ноздрей, шумно нюхнул содержимое и одним бульком отправил его в широкую глотку, не забыв при этом довольно крякнуть. Яростно почесал подмышку и извлек жуткого вида насекомое, размерами и формой напоминающее разжиревшего таракана. Внимательно осмотрев усатую тварь при неровном свете костра, он положил к себе на зуб это членистоногое нечто, задумчиво надкусил и с отвратительным хрустом выплюнул на грязный пол пещеры.

– Силен, бродяга! – вслух восхитился Вовка. – Закусь у тебя, конечно, мировая, но лучше бы ты ее поменял.

– Херла куш изнын апташлы? – сиплым голосом пропойного забулдыги спросил мужик.

– У-у, братуха! – озадаченно протянул бандит. – Хавчик здесь уже не поможет. Тебе чердак менять нужно. Водка, брат, она и не таких героев губила.

Мужик невозмутимо продолжил:

– Бирсу винлыкта шамохаш кесдес?

– Киздец… полный, – на всякий случай согласился с ним Вовка и задушевно поинтересовался: – Давно из дурки-то?

Бородатый абориген внимательно посмотрел на него желтоватыми, с красными прожилками глазами и, кивнув каким-то своим мыслям, булькнул в стакан очередную порцию. Затем, порывшись у себя за пазухой (Вовка при этом вздрогнул, ожидая появления очередной твари), достал небольшой мешочек и высыпал на ладонь щепотку знакомо пахнущей травы.

– Косячка решил замастырить? – с облегчением догадался браток.

Проигнорировав вопрос, мужик бросил щепотку в стакан и сосредоточенно помешал забурлившую жидкость деревянной палочкой. Напиток, мгновенно сменив цвет с прозрачного на мутно-сиреневый, с радостным шипением устремился из стакана. Шаркающей походкой сонного пингвина бородатый абориген приблизился к Вовке и требовательно протянул немытую посудину:

– Пансай!

Вовка принял стакан с настороженностью – кто его знает, этого Робинзона с букашками. Тараканы из бестолковки у него, похоже, давно разбежались. Сказать правду, мысли путались и у него самого. Сто грамм в такой ситуации представлялись неплохим вариантом. Почесав в затылке, он чуть-чуть пригубил подозрительное пойло. Неплохо, чем-то походило по вкусу на знаменитую чешскую бехеровку. Мысленно перекрестившись, бывший комсорг юниорской сборной страны по биатлону, а ныне отставной бригадир солнцевской братвы залихватским жестом опрокинул содержимое.

– Банзай! Чтоб мы так жили!

Уподобившись мужику, Вовка смачно крякнув от удовольствия, и лишь спустя некоторое время понял, что слова он произносит на незнакомом языке. Толи от треволнений, толи от выпитого, но язык стал заплетаться буквально сразу.

– Где я?

– Здесь.

– Здесь – это где?

– Здесь – это тут.

Вновь запустив пальцы в шевелюру, Вовка подстегнул мыслительный процесс, отметив при этом своеобразную логику хозяина пещеры. Логика эта представлялась похлеще бандитской. Он решил подступиться с другого бока:

– Ты кто?

– Глядящий.

– Смотрящий?

– Можно и так сказать.

М-да, и здесь братва. Только странная какая-то, ни дать, ни взять – бугор шестой палаты.

– Ты за чем смотрящий?

– За дырой.

– Куда она ведет?

– Сюда.

– А откуда?

– Из нигде.

– А где нигде?

– Не тут.

Скоротечный допрос зашел в тупик. Вовка, хрустнув шейными позвонками, по недолгом размышлении пришел к простому и незатейливому выводу: с цирком этим пора заканчивать, пока не понаехали злобные санитары. Загребут вместе с клоуном и фамилию не спросят.

– Выход где? – спросил он у мужика.

– Там, – безразлично мотнул головой абориген в сторону дальнего угла пещеры.

– Там – это не тут? – Вовка попытался сбить его с толку.

– Не тут – это нигде, – терпеливо, как ребенку разъяснил местный авторитет.

Плюнув на прощанье, Вовка по каменным ступенькам выбрался из пещеры и с удовольствием вдохнул свежий ночной воздух. Вокруг поляны, на которой он очутился, расстилался привычный глазу сосновый лес. Призрачный лунный свет плескался в озерках диковинных красно-фиолетовых цветов, вытягивая зловещие тени от вековых стволов. Мимо, едва не задев его черным перепончатым крылом, со свистом пронеслась зеленая летучая мышь размером с добрую собаку.