Наталья Ткаченко - Принцесса. Как стать королевой (СИ) Страница 4

— Слава, — Лад встревожено сжал мою руку.

— Спасибо тебе, спасибо! — горячо прошептала я, сжимая его руку в ответ. — Лад… ты даже не представляешь, как я тебе благодарна!

— Не за что, — тихо сказал Лад и вздохнул. — Я просто подумал, что у тебя должно остаться как можно больше светлых воспоминаний об Адрее. А теперь, солнышко, засыпай.

— Давно пора, — буркнула за моей спиной Алила.

— Ты не спишь?! — подскочила я.

— Нет! Слушаю, как вы согласно упиваетесь своей болью! Может, хватит? В одном Лад прав, уж я-то знаю Адрея, будь он здесь, отругал бы тебя за то, что киснешь! Учти, дорогуша, если не прекратишь ныть и хныкать, то я применю эту, как её… шоковую терапию! Чего ты у нас больше всего боишься?

— Алила! — хором возмутились мы с Ладом.

— Да-да, знаю, я развратница и извращенка…

— Ой! Прости меня, пожалуйста! — расстроилась я.

— Уже простила! — хихикнула она. — Ты умудрилась обругать меня так, что там и обижаться не на что. Но учти, я не шучу! А сейчас — спать!

Я только покачала головой и закрыла глаза. Что ж спать, так спать. Говорят, сон — лучшее лекарство. Но на самом деле, лучшее лекарство — это забота друзей.

Я медленно, но верно приходила в себя. Большую часть дня я проводила в постели или в кресле, читая абсолютно бесполезную в политическом отношении книгу о природе Великого Объединённого Королевства, принцессой которого я, к несчастью, оказалась. Алила передала, что Тан всё понимает, готов ждать сколько угодно и желает мне поскорее прийти в себя. При этом она почему-то снова заговорила о моих перспективах в личной жизни, но Ладимир спокойно заметил: "Это решать только Славе".

За то время, что я пряталась от мира в нашей комнате, я узнала его, как никогда не смогла бы, не будь мы всё время вместе. Оказывается, мы с ним можем чудесно ладить, хотя раньше постоянно ругались. Наверное, оттого, что он со мной так внимателен, так заботлив, так… такого слова даже нет! Лучше всего я чувствовала себя, уткнувшись лицом в его грудь, крепко-крепко прижавшись, закрыв глаза и слушая, как часто и размеренно стучит его сердце… С ним я чувствовала себя такой спокойной, такой сильной, такой защищённой!

И то и дело я резко открывала глаза и вспоминала про Челси. И про то, что из-за него погиб мой любимый, и что опасность угрожает и его родственникам, и моей семье. И во мне пробуждалась кошка, готовая сражаться с ястребом за своих котят. Но, увы, у меня даже когтей не было, и кошка в растерянности сворачивалась клубочком и засыпала.

Кое-какие обрывки новостей всё же были занесены в мой мирок Алилой. Неважно, как относились ко мне лично отдельные представители проклятых родов, Витор после некоторых раздумий решил, что они станут поддерживать принцессу, как главный шанс на перемены. Дети проклятых родов тотчас вышвырнули всех находившихся на их территории представителей благородных, ввели военное положение и на всю страну официально объявили, что поддерживают законную власть против узурпаторов. В королевстве начались волнения, Совет, по слухам, активно обсуждает создавшуюся обстановку, но пока решительных мер не предпринимает, выжидает. А вот проклятые рода, не надеясь на то, что враг покорно сдастся, активно готовятся к началу войну, по привычке называя её восстанием. Прежний план всё ещё в силе, хотя некоторые считают, что теперь Челси наверняка наглухо перекрыл все подступы к Башне Совета, где находится пресловутый камень.

Федька объявился ровно через две недели после моего возвращения в сознание, в тот редчайший (точнее, первый) момент, когда я была одна — Алила готовила обед, а Ладимир вышел. Брат уселся на край кровати, презрительно на меня посмотрел и заявил:

— Может, хватит валяться?

Я обалдела от такой наглости, а он продолжил:

— А то пока кто-то тут отлёживается, упиваясь горем, другие пашут, как проклятые, чтобы этот кто-то смог удовлетворённо пнуть труп одной жирной скотины по имени Челси.

— И много эти другие напахали? — поинтересовалась я.

— Да. Мы собираемся ударить сразу в нескольких ключевых точках, чтобы обрубить гидре все головы одним ударом…

Я не сдержалась и фыркнула:

— Кто тебя таким словам научил?

— Хватит ржать! — обозлился Федька. — Что-то непохоже, что ты горишь мщением, а, между прочим, это ты была девушкой Андрея, а не я!

Я перестала улыбаться, подавила законное желание придушить собственного брата, отвернулась и вылезла из кровати.

— Ну вот, уже лучше, — довольно выдал брательник. — Это мне Адим подсказал, что надо тебя как-то расшевелить.

— Ну спасибо! Значит, он посоветовал сказать мне гадость! Я была о нём лучшего мнения, — я вышла из ступора, одёрнула ночнушку, зашла за ширму и открыла сундук с платьями.

— Он сказал, что тебе нужна встряска. Но поскольку никто из них не сможет сказать тебе что-то такое… — невозмутимо пояснил Фёдор.

— Он хорошо выбрал! — возмутилась я. — Только родной брат может так плюнуть в сторону сестры!

— Славка! Извини.

От удивления я выглянула из-за ширмы. Федя хмуро уставился на меня:

— Чего?

— Я не ослышалась?..

— Нет! Только не надо, как в тупых американских фильмах: я не расслышал, повтори громче!

— Да ладно. Я вообще поражена самим фактом того, что ваше высочество изволило принести мне извинения… — я обвела взглядом кучу цветастых тряпок и сказала: — Ты не мог бы попросить Алилу принести мне чёрное платье?

Федька тяжко вздохнул и покинул комнату. Я уселась на вынутую из сундука одежду и подумала, что он прав: отлёживаться в объятьях Ладимира, объедаясь совместными творениями Алилы и Алентины, безусловно, дико приятно и полезно в отношении душевного и телесного здоровья. Но абсолютно некрасиво по отношению к памяти Адрея и ко всем тем людям, которые вынуждены думать не о насущных пролемах, а о жалкой эгоистке, которая трусливо спряталась от действительности.

Скрипнула дверь, и Ладимир встревожено позвал:

— Слава!

— Я здесь, — отозвалась я.

Только он зашёл за ширму, как снова скрипнула дверь, и раздался дикий вопль:

— Слава? Лад! Слава пропала!

— Мы здесь, — успокоил её Ладимир.

Алила подлетела к нам, уронила на пол ворох платьев.

— Ой, какая ты прелесть без одеяла! — она всплеснула руками и с размаху плюхнулась рядом. — Здорово, что ты выбралась из постели! Но почему чёрное? Ты сейчас бледная, тебе нужен какой-нибудь другой оттенок…

— Чёрный — цвет траура, — спокойно пояснила я.

— Бледно-лиловый, — машинально поправила Алила, потом посмотрела на меня: — Ой! Хотя чёрный тебе всё-таки больше пойдёт…