Екатерина Белецкая - Романтики с Хай Вея Страница 4

P. S. Письмо уничтожь немедленно!»

– Дела… – потеряно произнёс следователь. – Кем же это твой прадед работал?…

– Так этого никто не знает, даже дед, – ответил подросток.

– Как же так? Не может этого быть… или может? Вася, а кто был твой прадед по специальности?

– Военный хирург. Он войну прошёл всю… потом, в пятидесятых, немножко работал в госпитале. А потом его куда-то позвали, и он… словом, никто ничего не знает. Только про заказы все помнят, которые он носил. С икрой.

– Сколько ему лет было, когда он умер?

– Семьдесят четыре, по-моему. Может, больше…

– От чего умер?

– Инфаркт. Я его не помню совсем, прадеда. Мне ещё года тогда не было.

– Вася, давай так сделаем. Ты мне это оставишь, а я тебе позвоню потом. Или, если хочешь, можешь сам перезвонить сегодня же.

– Хорошо. Когда звонить?

– Попробуй через часок. Как раз Светлана подойдёт, я хочу с ней посоветоваться. Я латынь не знаю, точно так же, как и ты, – Игорь Юрьевич проводил мальчика до двери. Потом он прошёл на кухню, закурил, и снова просмотрел все листочки. Да, странно это всё. Очень странно. В то же время… мало ли, что могло происходить в те годы? Тогда за подобные записки могли вообще прибить на месте. Может, это какой-то странный шифр?… Нет, тоже ерунда.

От мыслей о шифрах его отвлёк приход любимой женщины. Светлана, естественно, никак не могла придти с пустыми руками, поэтому минут десять они занимались тем, что разгружали две огромные сумки.

Наконец Светлана устала и, присев за кухонный стол, закурила. Рассеяно стала перебирать бумажки на столе.

– Игорёк, что это такое у тебя тут валяется? – спросила она, подняв двумя пальцами заключение. – Я надеюсь, ты с этим человеком не общался напрямую?

– С каким человеком? – не понял Игорь Юрьевич.

– Вот с этим. Я про этот анамнез. Тут плохой диагноз стоит – туберкулёз лёгких, причём в остром периоде. Можно заразиться. И ещё… потеряла, нет нашла… а вот, пожалуйста. Дистрофия.

– Светик, эта бумажка написана в семьдесят пятом году. Так что общаться, вероятно, уже не с кем.

– Скорее всего он умер… Так, Игорёк, а где ты взял эту бумажку?

– Соседский мальчик принёс. Это осталось после его прадеда. Представляешь? Он просит меня помочь разобраться. Да мне, кстати, самому интересно. Интригует, не правда ли?

– Правда. Только ты предаёшь слишком большое значение этому анамнезу. Может, этот дедок в зоне с заключёнными работал? Тогда всё легко объяснимо.

– Ты прочти остальное, – предложил Игорь Юрьевич, – а потом поговорим.

Светлана читала неторопливо, обстоятельно, а Игорь Юрьевич курил и потихонечку любовался ею. Через несколько минут она отложила листочки.

– Бред сивой кобылы, – повторила она вслух то, что подумал сам Игорь Юрьевич в первый момент знакомства с этими бумажками. – Старик, наверное, был болен на голову, а родственники ничего не знали.

– А как же, – поддакнул Игорь Юрьевич. – И икру в заказах, конечно, у нас дают только шизофреникам. И никому другому. Нет, Светик, тут что-то ещё. Гораздо более интересное, чем шизофрения.

– Этот человек… прадед, как ты сказал, твоего соседа, был кем-то важным, наверное. Иначе он бы не писал о том, что просит разрешения проводить какие-то «беседы» с «пленными». Точно?

– Умница. Правильно думаешь. Единственное, что по-настоящему смущает, так это то, что кроме этих бумажек у нас ничего нет. И взять, как я полагаю, неоткуда. Только если поинтересоваться для начала у родственников…

– Для начала чего? – спросила Светлана. – Что ты задумал, Игорь?

– Да, понимаешь, люблю я загадки. С детства.

– Оно тебе надо? Только-только в отпуск пошёл – и на тебе! Я, естественно, понимаю, но эти твои порывы иногда кончаются неважно. Вспомни сам, чем кончилось это дело с «троянцем»…

– Свет, я просто просмотрю архивы, если такие есть и сообщу мальчику результаты. Только я почему-то думаю, что мы ничего путного не отыщем…

– Кто это – «мы»?!

– Попрошу Сашу, пусть просмотрит всё, до чего дотянется.

– Ладно. Поверю на слово. Ты, кстати, помнишь, что мы сегодня собирались ехать на Борисовские пруды? Или уже забыл?

– Светик, я всё помню…

Саша, конечно, не воспринял всерьёз то, что было написано на трёх листочках. Особенно его рассмешила фраза о «глазах, которые выдали истинную породу их обладателей». Саша состроил зверскую рожу, причём оба глаза скосил при этом к переносице. Получилось смешно, что говорить.

– Игорь Юрьевич, вы сами подумайте, – отсмеявшись, сказал Саша. – Это всё нелогично. Если бы этот человек… как его?

– Воронцов А.Л.

– Вот-вот. Воронцов. Если бы он имел какое-то отношение к секретным операциям, от него бы и воспоминания не осталось, не то, чтобы какие-то записки и заключения…

– Ты думаешь, фальсификация?

– Я предполагаю, что вполне возможно.

– Увы и ах, но нет. Подлинники. Тест на чернильную старость эти листочки выдержали. Правда, коробкой конфет пришлось пожертвовать… экспертам.

– Подлинники… Время производства соответствует указанной дате. Но написано очень смешно, что и говорить. Порода обладателя – ризеншнауцер. Или бассет. Или…

– Японский городовой. Саш, где может лежать хоть что-то по этому вопросу, как думаешь?

– Понятия не имею. Пока ещё в природе нет сервера под названием «секретные разработки». Подумаю…

Саша подумал. Игорь Юрьевич тоже. Думали они две недели, за это время раза три встречались. Потом пошли в архив – Воронцов Алексей Лукич оказался ветераном ВОВ, был награждён энным количеством орденов и медалей. Кое-что они сумели вытянуть из архива, но, по сути дела, это были жалкие крохи. Когда родился, где воевал, за что был награждён этими самыми орденами. Послужной список… хороший, нечего сказать. Потом – ничего. Пусто. Как будто в начале шестидесятых этот человек из жизни исчез. Растворился в просторах нашей родины. И не было у него ни работы, ни сослуживцев, ни каких бы то ни было достижений или, напротив, падений. Ничего. Семья была, правда, но в документах она не упоминалась почти нигде. Так, несколько строчек о жене, которая тоже была ветераном, и умерла, кстати, примерно в то же время, как Воронцов исчез с горизонта. У Воронцова было двое детей, сыновья. В настоящий момент оба здравствуют. Один живёт где-то под Симферополем, второй – в Москве. У этого сына уже и внуки имеются, кстати. Молодой дед, что говорить, но теперь это – весьма распространённой явление. Дедом он стал в сорок девять лет. Да, молод. Сколько было сыну? Двадцать четыре. Что ж, у каждого – своё представление о жизни. Больше там фактически ничего и не было. Игорь Юрьевич наткнулся на список, непонятно чьей рукой написанный. Просто – перечень имён и дат. И ради смеха Игорь Юрьевич переписал список себе. А потом по телефону продиктовал Саше и тот, глядя на эти фамилии, вдруг кое-какие из них узнал.