Танит Ли - Анакир Страница 4

И как раз сейчас этому солдату предстояло на собственной шкуре испытать убийственно несправедливое правосудие Кесара.

— Кого же мы приставим приглядывать за тобой после того, как выпорем? — задумчиво спросил у самого себя сержант.

Больные и наказанные отлеживались не во дворце. Вся гвардия, кроме десятка, занятого на дежурстве, была размещена в городе. Иногда кто-нибудь дезертировал, но на его место неизменно находился новый. Этот Рэм, он в прошлом был разбойником, не так ли?

— У меня никого нет, — бесцветным тоном сообщил солдат.

— Как, неужели совсем никакой жалостливой шлюшки на примете?

— Сейчас — нет.

— А родня?

Солдат лишь взглянул на него искоса.

— Я спрашиваю не из пустого любопытства, — пояснил сержант. — Если у тебя есть какие-то родственники, их помощь тебе не помешает.

Солдат, назвавший себя Рэмом, взглянул на столб для порки с висящими на нем кандалами.

— Вообще-то есть кое-кто.

— Кто же?

— Одна женщина, — нехотя выговорил Рэм. — Красный дом на Косой улице, у самой гавани, — он невесело усмехнулся. — Только она может отказаться. Она любовница торговца пенькой. Он сейчас в отъезде.

— Ладно, солдат. Раздевайся до подштанников — сам знаешь порядок. Бить буду быстро и сильно, так меньше почувствуешь, да и потом легче будет. Разрешаю ругать меня как угодно, пока я тебя деру. Двадцать лет назад в Закорисе я был мастером этого дела, и не из худших.

Они подошли к столбу. Рэм вставил руки в кандалы и услышал, как они щелкнули. Двое стражников, выбранных в свидетели, что-то сочувственно пробормотали. Сержант дал ему глотнуть неразбавленного спирта, дравшего горло не хуже хлыста.

Потом на его спину опустился Шкуродер.

Рэм, как все и подозревали, было не настоящее его имя. Но то имя, которое досталось ему от его сумасшедшей матушки, было крайне тяжело носить. Даже укоротившись со временем, оно все равно наводило внимательное ухо на лишние мысли. Росший сначала в городских предместьях, а после в трущобах, среди белых песков жары и серых снегов холода, в то время как десять из одиннадцати мальчишек вокруг него звали в честь Ральднора из Сара, героя с Равнин — Рэм не имел от своего имени ничего, кроме неприятностей. Все его детство прошло в драках, а когда он возвращался домой, там его снова ждали оплеухи и зуботычины. Покровителям матери было плевать на него, да и сама она не питала к нему ни любви, ни интереса.

Под конец он пришел к мысли, что именно побои, которые сыпались на него все детство, и виноваты в том странном, что за последние пять лет случилось с ним целых пять раз. В том, что происходило как раз в тот миг, когда Кесар эм Ксаи вышел из своих покоев и обнаружил его.

Придя в себя с кинжалом хозяина у горла, он счел за лучшее притвориться. Принц явно решил, что Рэм задремал на часах, как последний болван. Служба в гвардии человека с таким честолюбием и заносчивостью, как у Кесара, вполне могла стать для него ступенью к возвышению. Рэм чувствовал в Кесаре некую особую силу, вкус к власти. Кроме того, это место приносило ему регулярные деньги и кое-какие привилегии. Рэму совершенно не хотелось возвращаться к своему прежнему занятию — разбою. Солдатская служба отличалась от него лишь немногим, но была законной. А получать наилучшую плату за то, что умеешь делать лучше всего — вполне логичное стремление.

Но если бы Кесар узнал, что произошло с Рэмом у его дверей, шансов не оставалось. Его ждало неминуемое увольнение. Снова оказаться на улице, вернуться к старому ремеслу и утратить единственную цель в жизни...

Рэм успел заметить девушку, которая, дрожа, выскользнула из комнаты. Сквозь спутанную массу темных волос проглянуло соблазнительное округлое плечо. А потом мозг Рэма копьем пронзила боль. Он понимал, что с ним происходит, но сделать ничего не мог. Девушка ничего не заметила. Дворцовый коридор затуманился и померк, заслоненный картиной, пылающей у него в мозгу. То, что он видел, было совершенно отчетливым — как и все эти его видения. Перед его мысленным взором встала женщина. Ему не удалось рассмотреть ее одежду, но он уловил мерцание фиолетовых камней. У нее были красные волосы — того кроваво-красного оттенка, который когда-то был очень редким, но теперь перестал быть таковым из-за смешения светлой и темной рас. Но он не только видел ее облик — он проникал взглядом прямо в ее тело, в ее лоно. Там в своем серебристом пузыре таилось крошечное существо, спящее и бесполое. Вокруг него была странная аура пульсирующего сияния. Он ощущал эту жизнь, скрытую в ее теле, словно напряжение воздуха перед грозой. В обычном состоянии рассудка он счел бы такие ощущения смехотворными. Мысленные образы, которые преследовали его со времени взросления, он тоже высмеивал, едва они отступали. Ему и в голову не приходило счесть себя чтецом чужих мыслей или провидцем. То, что он видел, было каким-то символом, непонятным знаком и, насколько он понимал, не имело ни малейшего отношения к его собственной жизни. Или же это стоило считать разновидностью безумия, в котором он до сих пор никому не признавался и до сегодняшнего дня ни разу не был в нем уличен.

И надо же было случиться такому, чтобы Кесар лично застал его во время одного из этих приступов!

Но в его лжи никто не усомнился. А к побоям Рэм давно привык.

Когда его сняли со столба, он был в сознании, да и не рассчитывал на иное. Поэтому он сильно удивился, когда уже в повозке, в которой его по Косой улице везли к гавани, утонул в кружащемся небытии. Очнувшись, он увидел своего товарища, приставленного к нему сиделкой на время дороги, с мехом вина. Рэм глотнул, и его едва не стошнило. У него даже ничего не болело — но лишь до тех пор, пока он не делал хотя бы мельчайшее движение, и тогда боль раздирала его тело на клочки.

— Приехали, Рэм. Вот дом, о котором ты говорил.

Рэм ухитрился выдавить из себя какое-то подобие усмешки и с помощью второго солдата кое-как выбрался из повозки.

Ворота в желтоватой кирпичной стене были заперты, но на стук явился привратник. Это был тот же угрюмый старик, который служил здесь год назад, когда Рэм в последний раз появлялся в этом доме. Сам дом тоже ничуть не изменился — узкое строение без единого окна на улицу. Разве что вьющиеся растения, оплетавшие стены, стали чуть гуще.

Привратник оказался несговорчивым. Хозяин в отъезде, а хозяйка ни о чем таком его не предупреждала. Его убедили доложить ей. Рэм начал смеяться. Второму солдату явно было скучно и противно, а повозка тем временем уехала.

— Можешь оставить меня здесь, — выговорил Рэм, привалившись к воротам.

— Почему бы и нет? Она обязана пустить тебя. Только последняя сука способна прогнать человека в таком состоянии.