Фред Адра - Гувернер Страница 4

И хотя фраза "сияние великолепия" у меня самого восторга не вызвала (да и вообще, комплимент казался ужасным), Диджей прошептал что-то вроде "вах" и показал большой палец, а сиятельная матрона милостиво протянула мне свою гигантскую руку и с иронией в голосе произнесла:

– А вы льстец, барон. Не стоит оправдываться. Я люблю льстецов.

Искусство недоговаривания так или иначе присуще всем представителям рода человеческого, но никто не обойдет в этом умении великолепных аристократок не первой молодости. Матронину фразу следует понимать следующим образом: она любит мужчин вообще, а льстецов – в частности.

Соблюдя приличия, я уселся на приготовленное мне место между недокрасавицей и именинником, и приготовился вкушать – стол ломился от яств. Прислуживал великосветскому собранию уже знакомый мне субъект неправильного пола. С места поднялся Влад с бокалом в руке.

– Дамы и господа! – торжественно обратился он к собравшимся. – Сегодня мы отмечаем десятилетие нашего дорогого Реджинальда. Давайте пожелаем ему не только здоровья и долгих лет жизни, но и обретения своего предназначения в великой миссии возрождения славы его древнего рода!

От меня не укрылось, что при этих словах графиня слегка поморщилась, словно фраза о славе рода Фам Пиреску вызвала у нее не слишком приятные воспоминания. Сам виновник торжества и не подумал пустить на свое лицо улыбку, даже самую жалкую и дешевую из всех возможных (улыбка никакая: фигня, а не улыбка – даже номера не заслуживает). Интересно, у него мышцы лица не болят – постоянно хранить это серьезное выражение нетронутым? Я бы сказал, что у мальчика Реджинальда не самое счастливое детство. А с чего ему, собственно, радоваться – что за удовольствие справлять день рождения в кругу этих светских снобов, а не среди своих сверстников! Похоже, аристократическое происхождение выходит ему боком. Бедный ребенок. Но поднять за него бокал определенно надо.

– Гертруда, не выпьете ли вина? – решил я быть учтивым, не сразу сообразив, что сказанная мной фраза бросает вызов классике в лице моего земляка на сегодняшний вечер – Уильяма нашего Шекспира. Красавица-ниже-шеи отнеслась к моему предложению благосклонно. По-видимому, она не заподозрила, что в бокале может оказаться яд. Или просто не знакома с творчеством Барда. Тогда как же сонеты?

Стоп, о чем я думаю?! Пора прекращать забивать себе голову всей этой ерундой, да еще когда к моей персоне начинают проявлять повышенный интерес. Гувернер-баронет как раз принялся рассказывать о том событии, благодаря которому я очутился в этом доме.

– …и вот, завидев нас с виконтом, эти трусливые плебеи понеслись прочь, как зайцы.

Не уверен, что фразу "трусливые плебеи" можно считать примером политкорректности, но вступаться за мерзавцев, ставших орудием "воли судеб", я не собирался.

– Барон, может, расскажете немного о себе? Бертольд говорил, что вы родом из Уэльса, – обратилась ко мне Большая Мать.

Вот, я так и знал, что расспросов не избежать! Придется выкручиваться. Я попробовал воскресить в памяти что-нибудь, что мне известно об Уэльсе, но не смог вспомнить ничего… Кроме того, что он существует. Потом в голову начали лезть обрывки песен Джетро Талл и почему-то Монти Пайтон – не иначе, в подсознании заработали бесконтрольные ассоциации, – и я решил переключиться на гораздо более известную мне Англию. Но и тут меня ждало разочарование: находящаяся в головном хранилище информация имеет противное свойство прятаться в самых труднодоступных извилинах мозга как раз тогда, когда в ней появляется острая необходимость. И выудить ее оттуда можно только ценой совместных усилий миллиона-другого нейронов, но на это нужно время – а его нет. Единственное, что пришло в голову, это слова одного знакомого, недавно вернувшегося из Лондона. А сказал он примерно следующее: конечно, на берегах Темзы можно встретить истинных англичан (естественно, в нашем понимании этого определения) несколько чаще, чем у нас, но все-таки в недостаточной пропорции, чтобы называть эту страну Англией. Не могу сказать, что я идеально понял эту мысль – подозреваю, то была еще какая-нибудь неполиткорректность, – но его фраза подкинула мне идею.

– Британия нынче не та, – произнес я со значением.

Графиня в ответ кивнула.

– Я понимаю, о чем вы, – сказала она.

Надо же… Я сам не понимал, о чем я.

– Утрачен былой аристократический дух, – пояснила она.

Ах вот я о чем!

– Да, – подтвердил я. – Он самый. Дух подлинного рыцарства. То, что заставляло моих предков покидать свои замки и семьи, отправляясь на поиски Святого Грааля, в Святую Землю и, э-э-э, в Иерусалим. Былые идеалы опошлены, кумиры низложены. В моде теперь иные ценности – чуждые и вредоносные.

Представив "родную" Британию в таком невыгодном свете, я не испытывал никаких мук совести. В конце концов, она сама виновата, раз спрятала информацию о себе в самых недостижимых чуланчиках моего мозга. В следующий раз пусть не будет такой недотрогой.

– Уверяю вас, в нашей родной Трансильвании ситуация еще плачевней, – сказала мадам Фам Пиреску. – Там аристократам вообще нет больше места. Почему, собственно, мы и находимся здесь – фактически, в изгнании. Когда-то наш род был славен. Сегодня он тускл и блекл. Знаете, барон, а ведь мы вынуждены жесточайше экономить. От вас ведь наверняка не укрылся тот постыдный факт, что в доме даже нет дворецкого. В это невыносимо тяжело поверить, но факт остается фактом: Фам Пиреску не могут позволить себе дворецкого! Это ужасно…

Вот оно! Я же говорил. Графиня, правда, не бьется головой о стенку с воплями о разорении, но суть та же – ведь они не могут позволить себе дворецкого! То есть в их понимании это значит, что пришла бедность, и страшный призрак голода уже можно разглядеть на подступах к дому. Как не посочувствовать несчастным?! Окрестные крестьяне плачут навзрыд от сострадания – ведь им даже не представить себе весь ужас положения, при котором приходится отказываться от дворецкого!

И все-таки, как бы я не пытался разжалобить самого себя жуткой картиной нехватки слуг, понятие "жесточайшей экономии" я склонен трактовать иначе, чем госпожа Фам Пиреску. Но вслух этого, конечно, не сказал. Пускай заблуждается на мой счет и дальше – меня это вполне устраивает.

– И что же заставило вас оказаться в такой дали от родных краев, сэр Фредерик? – поинтересовалась графиня.

– Долг чести, господа, – ответил я, не задумываясь. – Пускай весь мир катится в преисподнюю по пандусу из греха и убожества, но пока в моей душе звучит древняя песнь Сомверстоунов – я буду идти путем Истины! Даже если останусь единственным в мире рыцарем, посвятившим свою судьбу поискам Святого Грааля!