Кристофер Сташеф - Шаман Страница 4

— Ты странствуешь? — изумился Огерн. — Такой достойный человек. Почему бы тебе не остаться и не стать вождем?

— Потому, что я предан делу Ломаллина, — объяснил Манало. — То есть служению людям, воспитанию их. Я должен привнести свет в их души.

— Ты — Учитель! — воскликнул Огерн.

— Да. И я иду туда, куда посылает меня Ломаллин. В эту деревню, потом в другую, и везде я остаюсь до тех пор, пока улин не велит мне идти в другое место.

— И к нам велел прийти! Хвала Ломаллину!

Слово «улин» Огерн, конечно, знал. Так назывались существа, почитаемые людьми как боги. Но слово это произносилось крайне редко, и Огерн очень удивился тому, что оно слетело с губ Манало.

— Воистину хвала Ломаллину, ибо женщина жива. — Манало вздохнул и вернул Огерну кружку и тарелку. — А теперь я отдохну до завтра. А завтра я буду учить.

Однако на следующий день он никого не учил, потому что полдня проспал, а потом ухаживал за Рил до тех пор, пока не удостоверился, что с ней все хорошо и будет хорошо даже в его отсутствие. А потом настало время ужина, а потом пришла пора спать, словом, учить народ в деревне Манало начал только через день.

Но стоило ему начать учение, как он уже не мог остановиться. Он учил изготовителей луков, как оперять стрелы, чтобы они точнее попадали в цель, он учил женщин, как собирать новые растения, показал некоторые семена и сказал, что их нужно закопать в землю, и тогда на следующий год, когда племя вернется на это место, здесь будут расти такие растения, которые дадут племени пищу. Огерну Манало показал поблескивающие камни, а потом научил, как устроить очаг, в котором эти камни плавились в желобках, вкопанных в землю. Когда расплавленный камень остывал, из желобков вынимали металл крепче меди. Манало показал Огерну и то, как снова разогреть этот металл, как потом обработать его каменным молотом и выковать изделие любой формы: наконечник стрелы, наконечник копья, даже нож, еще — чудо из чудес — длинный-предлинный нож под названием «меч».

Ибо, как сказал Учитель:

— Все эти вещи понадобятся вам, если против вас ополчатся существа, создания Улагана.

Огерн поежился, — Огерн, силач охотник и воин, — ибо даже он побаивался ужасных, извращенных созданий, посылаемых злым божеством, человеконенавистником, для того чтобы они вредили людям — более молодой расе. Огерн со рвением принялся за работу — стал учиться делать оружие, лучше которого никто никогда не видел. Ему ведь нужно было защищать жену, а теперь и сына.

Рил поправлялась, а малыш рос не по дням, а по часам. Манало учил всех женщин в деревне, как пользоваться новыми травами и как по-новому лечить болезни. Но самые сокровенные знания он поверил только Мардоне и Чалук — шаманам.

Он научил охотников, как по-новому выслеживать зверей, как делать новые капканы для волков и рысей, кравших скот, как по-новому охотиться на медведя и молиться перед охотой на него. Детей Манало обучил новым играм, он научил их рисовать кое-какие значки палочками на земле. С помощью этих значков можно было что-то сказать другому человеку, который пришел бы потом и посмотрел на эти значки. Манало всех чему-нибудь да учил. Казалось, нет ничего такого, чего бы он не знал.

А потом он как-то сказал Огерну:

— Ломаллин зовет меня. Сегодня я последний раз переночую у вас.

Огерн закричал, принялся возражать, но мудрец остался непреклонен — мол, идти он должен непременно, но сегодня, в последний вечер, он научит всю деревню кое-чему новому. И все собрались у большого очага в главной хижине, и Манало сел на стул вождя и рассказал им историю, которую все они уже знали, но рассказал так, будто рассказывает что-то новое, и все слушали, словно впервые, многое добавилось к известному прежде. Как зачарованные, просидели жители деревни полночи — и малыши, и старики — все, как один, жадно слушали слова Манало, а он рассказывал им историю улинов.

Глава 2

— Прежде, чем создать человечество, — начал свой рассказ Манало, — Творец создал более древний род — улинов. Он создал их из четырех стихий — Земли, Воздуха, Огня и Воды, взятых неравными частями, но так, чтобы хватило для сотворения магических созданий, наилучшим образом подходивших для того мира, который простер перед ними Творец. Каждому мужчине-улину Творец дал свой разум, а каждой улинской женщине — свой. И он не стал принуждать их благодарить себя или прославлять. Улины оказались просто-таки созданными для радости и удовольствий, вот они и стали прославлять эти самые удовольствия.

— Это было ошибкой, — сказал кто-то из мужчин.

Но Манало покачал головой:

— Творец ошибок не делает, хотя людям так может показаться. А уж улинам, конечно, кажется, что ошибка Творца — это создание людей.

— Но тогда они могут бросить вызов Творцу!

— Не больше, чем вы, ведь и вы тоже — каждый — рождаетесь со своим разумом, и неплохо бы вам об этом помнить. О да, нам улины кажутся гигантами, способными творить чудеса, гигантами в сто раз сильнее любого из нас. Они умнее, и по сравнению с нами у них обострены все чувства, но ум сам по себе — это еще не мудрость, а обостренные чувства — не озарение.

— Но улины бессмертны, — возразила какая-то женщина.

Манало кивнул:

— Сами по себе они умереть не могут. Не может убить их и смертный. Но вот друг друга они убивают, потому-то их и осталось так мало. Они готовы получать от жизни все, даже за счет других.

Старуха покачала головой, бормоча:

— Неужто им радостей не хватало без того, чтобы друг дружку не убивать!

— Хватало. Они могли добывать себе пропитание из самих стихий. Им не надо было трудиться. Хотя они и ели земные плоды, но делали это не от нужды, а ради удовольствия. Охотились, собирали плоды и ягоды тоже только для веселья, но еще они любили драться!

— И самым главным бойцом у них был Маркоблин! — взволнованно выкрикнул какой-то мальчишка.

Манало кивнул.

— Маркоблин лучше всех владел мечом и копьем, он был сильнее всех, кроме разве что кузнеца-чародея Аграпакса — ну а Аграпакса драки, конечно же, не интересовали.

— Но Маркоблин мог заставить его драться! — настаивал мальчишка.

Манало покачал головой.

— Заставить Аграпакса было невозможно, ибо оружие делал он и ни один воин не решался портить с ним отношения. У тех же, с кем такое случалось, мечи во время схваток крошились на мелкие кусочки, и воины погибали. Но Маркоблин мог убивать других, и многие улины не решались отказать ему, если он что-то приказывал.

— Не решались? — нахмурился мальчишка. — А разве он не правил всеми по-настоящему?