Роберт Сойер - Обрести бессмертие Страница 4

— Приступим, — скомандовал Мамиконян. Сестра сделала какой-то укол в тело донора, затем объявила в микрофон, свисавший с потолка на тонком проводе:

— Миолок введен в 10.02 утра.

Доктор Мамиконян жестом попросил скальпель и сделал глубокий разрез от адамова яблока почти до середины грудной клетки. Скальпель легко рассек кожу, разрезал мышцы и жировую прослойку и наконец стукнулся о грудную кость.

Кривая кардиографа чуть дрогнула. Питер взглянул на один из мониторов Гуа: кровяное давление тоже начало подниматься.

— Сэр, — тревожно произнес Питер. — Пульс учащается.

Мамиконян покосился на экран электрокардиографа.

— Это нормально, — раздраженно буркнул он, недовольный, что его отвлекают по пустякам.

Мамиконян вернул сестре скальпель — скользкий и алый. Теперь наступила очередь грудинкой пилы. Ее жужжание заглушило тихие попискивания кардиографа Питера. Вращающийся зубчатый диск врезался в кость. Едкий запах поднялся из распила; это пахли костные опилки. Когда грудина была распилена, к телу подошли два техника с расширителем грудной клетки. Они поворачивали рычаг расширителя, пока в раскрытой грудной полости не показалось пульсирующее сердце.

Мамиконян поднял голову. На стене висел цифровой таймер для фиксации периода ишемии; его пустят, когда хирург вырежет сердце и прекратится поступление крови. Рядом с Мамиконяном стояла пластмассовая чаша с солевым раствором. В ней сердце промоют, чтобы удалить старую кровь, а затем поместят в изотермический контейнер со льдом и отправят самолетом в Садбери.

Мамиконян потребовал другой скальпель и склонился над телом, чтобы разрезать перикард. И в тот момент, когда лезвие скальпеля вошло в мембрану, окружающую сердце, грудь Энцо Банделло, юридически мертвого, мощно всколыхнулась.

Судорожный выдох вырвался из разреза, в который была вставлена дыхательная трубка.

Секунду спустя послышался еще один шумный выдох.

— Боже… — тихо вымолвил Питер дрожащими губами.

Мамиконян был крайне взвинчен. Он ткнул рукой, затянутой в перчатку, в сторону одной из сестер.

— Еще миолока!

Та сделала второй укол. Голос Мамиконяна звучал саркастически:

— Давайте, ребята, поживее, а то как бы наш донор не сбежал с операционного стола.

Питер был потрясен. Мамиконян отбыл с вырезанным сердцем, ЭКГ стал не нужен, поэтому Питер поднялся на галерею. Оттуда спокойно и без помех можно было наблюдать окончание отбора трансплантатов. Когда выпотрошенный труп Энцо Банделло был зашит и отвезен на каталке в морг.

Питер, пошатываясь, спустился в «предбанник». Там он застал Гуа, снимающую перчатки.

— Что это было? — спросил Питер. Гуа выглядела уставшей.

— Вы имеете в виду эти выдохи? — Она пожала плечами. — Такое иногда случается.

— Но ведь Энц… но донор был мертв.

— Разумеется. Но не забывайте, при этом он находился на полном жизнеобеспечении. Порой наблюдаются подобные явления.

— И… и в чем там было дело с этим миолоком? Что это такое?

Гуа стала развязывать пояс своего хирургического халата.

— Это миорелаксант, обездвиживающий препарат. Если его не ввести, то колени донора иногда подтягиваются к груди, когда ее начинают вскрывать.

Питер поежился.

— В самом деле?

— Угу. — Гуа швырнула свой халат в корзину. — Это просто мышечная реакция. Теперь это стало обычной практикой — наркотизировать труп.

— Наркотизировать труп?.. — медленно повторил Питер.

— Ну да. — Усталость все больше давала о себе знать. — Конечно, Дайана сегодня явно оплошала. — Гуа помолчала. — У меня самой мурашки бегут по спине, когда они начинают так вот шевелиться, но вы же хотели посмотреть, что такое трансплантационная хирургия?

Питер всегда носил в бумажнике маленький листочек с расписанием занятий своей подружки, Кэти Черчилл. Он был аспирантом первого года, она — студенткой последнего курса химического факультета. Через двадцать минут у нее кончалась последняя в тот день лекция — по химии полимеров. Он вернулся в кампус и стал дожидаться ее в холле перед аудиторией.

Наконец занятия закончились, и появилась Кэти, оживленно болтающая со своей подружкой Джасмин, которая первой заметила Питера.

— Эй, — она, улыбаясь, подергала Кэти за рукав, — посмотри, кто тебя дожидается. Твой суженый.

Питер в ответ улыбнулся Джасмин, но видел только Кэти. У нее было изящное сердцевидное личико, черные волосы и огромные голубые глаза. Как всегда, они засияли ему навстречу. Несмотря на всю тяжесть утренних переживаний, он почувствовал, что вновь оживает. Так бывало всякий раз, когда они встречались — их непреодолимо влекло друг к другу. Джасмин и другие знакомые вечно подшучивали по этому поводу.

— Ну, голубки, не стану вам мешать, — сказала Джасмин, продолжая улыбаться.

Наскоро попрощавшись, Питер и Кэти тут же начали целоваться. И в тот миг, когда их губы соприкоснулись, Питер вновь ощутил, как прекрасна жизнь. Они встречались уже года три, но по-прежнему каждое прикосновение казалось ему чудом.

Когда они наконец разомкнули объятия, Питер спросил:

— Какие у тебя планы на сегодня?

— Я хотела зайти в художественную мастерскую, мне нужна свободная печь для обжига, но это не к спеху, — лукаво сказала Кэти. В коридоре в целях экономии горела лишь половина люминесцентных ламп, но Питеру одной улыбки Кэти хватало, чтобы осветить самые темные углы. — А что можешь предложить ты?

— Я приглашаю тебя в библиотеку.

Снова дивная улыбка.

— Для этого мы оба недостаточно спокойны, — пошутила Кэти. — Даже если удастся найти укромный уголок, где почти никого нет, — скажем, в отделе канадской литературы, — боюсь, шум все равно кому-нибудь помешает.

— Дорогая. — Он снова наклонился поцеловать ее. — Может быть, потом, — Питер попытался сдержать улыбку, — но сначала помоги мне там кое-что поискать.

Он взял ее за руку, и они дружно зашагали к библиотеке.

— Насчет чего?

— Насчет смерти, — ответил Питер.

— Это еще зачем? — удивилась Кэти.

— Я сегодня занимался своим практикумом — следил за показаниями кардиографа во время операции извлечения сердца для пересадки.