Вольфганг Хольбайн - Вампир Страница 4

2

Когда Андрей остался один, он позволил себе протяжно и глубоко застонать от боли. Его ноги самопроизвольно вздрагивали. Жизнь мучительно возвращалась в его члены. Он уже не раз бывал ранен, но так серьезно — впервые.

Попытка расслабиться и отключиться от любых мыслей могла ускорить его выздоровление. Таким путем он давал своему организму возможность направить всю энергию на восстановление разорванных мышц и поломанных костей. Однако этот процесс требовал времени. Как долго Абу Дун будет давать указания своим людям? Когда вернется обратно? Несколько минут это, как-никак, должно занять. И этого времени ему хватит.

Андрей впал в своеобразный транс, во время которого последовательно освободился от мыслей, от чувства времени и даже от боли. Его тело отдыхало, черпало энергию из таинственных источников, природа которых и самому Андрею не была ясна, и вернулось к исходному состоянию. Услышав шаги за дверью, Деляну открыл глаза и сосредоточенно прислушался к самому себе. Травмы зажили, но он был еще слаб. Выздоровление потребовало от него необычно много сил. Он был не в состоянии вступить в новую борьбу с Абу Дуном.

Пират вошел, к радости Андрея, один, хлопнул за собой дверью и злорадно засмеялся, увидев, что Деляну тянется к мечу, но не может дотянуться.

— В одном тебе не откажешь, колдун, — сказал работорговец. — Ты упорный и выносливый. Не сдаешься, а?

Потом ему пришла в голову легкомысленная идея: он вытащил из-под кафтана саблю и подтолкнул ею сарацинский меч к Деляну.

— Хочешь сразиться, гяур? — насмехался Абу Дун. — Так сделай это. Бери свой меч и защищайся!

Андрей ухватил рукоять дорогого ему оружия — единственной ценной вещи, остававшейся у него в память об отчиме Михаиле Надасду. Абу Дун продолжал смеяться, и Андрей наступил ему на ногу с такой силой, что тот потерял равновесие и упал на стол, который при этом разлетелся на куски. Пират еще не успел прийти в себя от неожиданности, а Деляну уже стоял над ним. Сделав молниеносное движение мечом, он нанес Абу Дуну резаную рану на тыльной стороне ладони. Сабля пирата упала, а сарацинский меч продолжал свое безостановочное движение. Андрей царапнул Абу Дуна по горлу, не сильно, без намерения убить, но все же достаточно глубоко, чтобы оставить след, быстро наполнившийся кровью. Не веря своим глазам, работорговец едва переводил дыхание.

— Тебе лучше было бы примкнуть к отцу Доменикусу, Абу Дун, — холодно сказал Андрей. — Святые люди иногда говорят вовсе не чушь.

Абу Дун смотрел на него, вытаращив глаза. Его била дрожь.

— Но… как? — спросил он, запинаясь. — Это невозможно! Я сломал тебе крестец!

Андрей шевельнул мечом, заставив тем самым пирата поднимать голову все выше и выше, пока он предельно не откинул ее назад и не оказался в немыслимой позе.

— Дьявол! — выдавил он из себя. — Ты… дьявол! Или в союзе с ним!

— Не совсем, — возразил Андрей. — Но ты довольно близок к истине.

На лице Абу Дуна отразился еще больший ужас, и Андрей почти пожалел о том, что сказал. Ему было неприятно думать, что придется убить пирата. Но тайну своей неуязвимости надо сохранить любой ценой!

Несмотря на это, он продолжал:

— Пожалуй, тебе стоит лучше подумать о том, что ты сейчас сказал. Ты должен больше заботиться о своей душе, чем о горле, пират.

— Убей меня, — упрямо повторил Абу Дун. — Делай со мной что хочешь, но я не стану ползать перед тобой на коленях.

— Ты храбрец, Абу Дун, — сказал Андрей, продолжая с помощью меча теснить пирата, пока тот не упал в конце концов навзничь на тахту. — Но я не собирался убивать тебя.

Абу Дун молчал. В его глазах был такой безграничный страх, какого раньше Андрею не приходилось видеть ни у кого, но именно это заставляло его быть особенно осторожным. Страх может сделать из отважного мужчины труса, но случается, что труса он превращает в героя.

— Ты знаешь, почему я здесь, — сказал Деляну.

Абу Дун продолжал хранить молчание, хотя Андрей заметил, как его тело слегка напряглось под одеждой. Он пошевелил мечом, и на шее Абу Дуна появилась вторая красная полоса.

— Ты освободишь пленников, — сказал Андрей. — Ты прикажешь своим людям сняться с якоря и плыть к берегу. Как только пленники окажутся на берегу и на безопасном расстоянии, я отпущу тебя.

— Это невозможно, — с трудом выдавил из себя Абу Дун. — Очень опасно в темноте подходить к берегу этого непредсказуемого рукава Дуная. Как думаешь, почему мы встали на якорь посреди реки?

— Мы надеемся, что твои люди — хорошие моряки, как обычно говорят о турецких пиратах, — продолжал Андрей.

Он знал, что Абу Дун прав: тут были песчаные косы, отмели и даже подводные скалы. Но до восхода солнца далеко. Так долго он не может ждать.

— Они не послушают меня, — сказал Абу Дун. — Пленники… Мои люди ждут за них большое вознаграждение, когда мы доставим их на место.

— Доставите? — насторожился Андрей. — Куда? Кому?

Абу Дун стиснул зубы. Очевидно, он сказал уже больше, чем собирался.

— Кому? — Андрей повторил вопрос, на этот раз громче. Ему было нелегко совладать с собой, чтобы не подкрепить свой вопрос мечом. У него не было большего желания, чем перерезать горло этому чудовищу в обличье человека. И он сделает это. Но не сейчас. И он не станет его мучить.

Абу Дун упрямо скривил губы:

— Убей меня, колдун. От меня ты больше ничего не узнаешь.

Андрей не стал убивать его. Но молниеносным движением он ударил Абу Дуна плоской стороной клинка в висок. Пират закатил глаза, тихо вздохнул и потерял сознание.

Он недолго пробудет в обмороке. Андрей быстро обыскал каюту и нашел две подходящие веревки. Одной из них он связал пирату ноги, так, чтобы тот мог переступать маленькими беспомощными шажками, затем не без труда обвязал его тяжелое тело; подняв ему руки, скрутил запястья, а конец веревки закрепил на его горле. Если Абу Дун попытается освободиться, то неизбежно задушит сам себя. Это было не актом жестокости, а всего лишь предусмотрительной мерой, необходимой, когда имеешь дело с таким человеком, как Абу Дун.

Едва Андрей закончил, как Абу Дун пришел в себя. Он сразу же попытался освободиться, но тут же у него перехватило дыхание. Хмуро посмотрев на него, Андрей спокойно произнес:

— Оставь это. Если, конечно, не хочешь избавить меня от труда перерезать тебе горло.

Абу Дун бросил на него гневный взгляд. Страх в его глазах сменился столь же неистовой яростью. Он было заартачился, однако справился с собой и глубоко втянул в себя воздух.

Андрей отошел на два шага назад, положил меч и скинул с себя грязную одежду. Нижнее белье было все еще влажным и тоже усиливало исходивший от него скверный запах. Абу Дун был прав: от него плохо пахло.