Патриция Маккиллип - День именования Страница 4

Когда девушка нагнала бесенка, он зыркнул на нее огромным серебристым глазом. Видимо, он наконец-то сообразил, что за ним гонятся, прибавил шагу и понесся по тротуарам и переулкам, словно перекати-поле. Эйверил мрачно преследовала его. Никто больше этого не видел. Все прочие люди существовали в спокойном мире, где автобусные тормоза и сигналы машин издавали негромкий шум, а пронзительные вопли детей, играющих на школьной площадке, звучали словно отдаленный щебет хорошо воспитанных птиц.

Эйверил гналась за грейлингом по парку. Бесенок взлетел на дерево и оттуда корчил ей рожи до тех пор, пока Эйверил не согнала его несколькими метко пущенными шишками. Он провел девушку по веренице перекладин, потом исчез. Эйверил отыскала его в розарии, за каждым ухом у него было по розе, и еще одна была зажата в зубах — он пытался притвориться кустом. Грейлинг махнул на нее волшебной палочкой, рассеяв между ними капли света; Эйверил, не успев затормозить, проскочила через эту завесу. Но ничего не произошло. Потом девушка услышала несколько низких, знакомых гулких ударов; этот звук двигался сквозь воздух с вязкой тягучестью и проникал в самое сердце Эйверил, в котором крепло отчаяние. Второй колокол. Сам час именования. А она чем занимается в этот час? Гоняется за бесенком по миру, где никто из друзей не в состоянии ее увидеть.

Тут Эйверил вдруг посетила одна мысль. Девушка сбилась с шага, даже слегка споткнулась, и грейлинг прыжком вырвался вперед. Он резко свернул в заросли гигантских папоротников и там исчез.

«Ты ведь студентка школы волшебства, — гласила мысль. — Примени же магию!»

Запыхавшаяся Эйверил замедлила шаг. Прищурившись, она оглядела папоротники в поисках хотя бы одного шелохнувшегося листа, хотя бы малейшего шевеления среди теней и лучей мягкого света. Ничего. Девушка прислушалась, настроив уши, как ее учили, так, чтобы услышать топоток многоножки по листу и шлепок жука о землю. Она уловила легчайшее дыхание. Или это были колыхания крыльев бабочки на ветру?

Эйверил вобрала в глаза и разум яркий, насыщенный свет с плавающими в нем пылинками, сфокусировала его, преобразовала в сверкающую, заостренную букву древнего магического алфавита и выпустила ее наружу резким выкриком, надеясь, что произнесла все правильно.

Папоротники засветились, словно кто-то устроил в них фейерверк. Среди этих сверкающих и кружащихся капель и брызг света грейлинг, прятавшийся за стволом папоротника, пулей взлетел на самую верхушку. Там он и повис, опасно раскачиваясь и что-то завывая по поводу Эйверил; глаза у него сделались размером с блюдца.

— Ха! — бросила в ответ Эйверил и кинулась на поиски волшебной палочки.

Палочку она отыскала без труда — как только угасли зажженные девушкой огни, палочка осталась единственной светящейся вещью. Подобрав ее с земли, Эйверил озадаченно ее оглядела и осторожно прикоснулась к светящемуся ореолу. Свет не обжег ее и не изменился; Эйверил вообще ничего не почувствовала. Но зато она ощутила какой-то запах, несколько необычный для зарослей папоротника.

Ваниль?

Эйверил подняла голову и увидела, что грейлинг сжался в комок, раскачался и отчаянным прыжком слетел с верхушки папоротника — прямо в какого-то человека, который взялся не пойми откуда и застыл, пристально глядя на бесенка. Оба они рухнули наземь. Грейлинг вскочил, но недостаточно проворно. Неизвестный стремительным движением ухватил его за лодыжку и, задыхаясь, сказал:

— Попался!

Эйверил моргнула. Человек ухватил грейлинга за запястья и поднялся с земли. Он криво улыбнулся Эйверил, к которой наконец-то вернулся дар речи.

— Флитч!

— Привет.

— Что ты тут де… Откуда ты взялся?..

Флитч так покраснел, что показалось, будто даже воздух вокруг него зарделся; наверное, будь вокруг темно, он бы еще и засветился. Эйверил смотрела на него словно зачарованная. Лишь пальцы Флитча, стискивающие шипящего, скулящего, вырывающегося грейлинга, не забыли, зачем он здесь. У Эйверил брови полезли на лоб, да и голос взлетел на предельную высоту.

— Что ты тут делаешь? Ты пошел за мной?

— Хм… — Флитч с трудом сглотнул. — Я тебя видел, но не мог до тебя дотянуться, пока ты не воспользовалась магией. Потом это странное заклинание перекрыло прореху во времени и снова свело наше время вместе — во всяком случае, достаточно надолго для…

— И вот ты здесь.

— Угу.

— В твой День именования.

— Ну… — протянул Флитч, покраснев еще сильнее, хоть это и казалось невозможным. — У тебя были неприятности. Вряд ли настоящие волшебники имеют возможность выбирать удобное время и место, чтобы делать то, что они считают правильным.

Эйверил, онемев, смотрела на Флитча. Он был выше, чем она предполагала; видимо, он всегда съеживался, когда Эйверил оказывалась поблизости. Его темные, ниспадающие прядями волосы успешно прятали лицо, но сейчас девушка могла рассмотреть черты, и оказалось, что они достаточно приятные. Она полагала из-за темных волос и смуглой кожи, что и глаза у Флитча тоже темные. Но прежде он не давал Эйверил возможности встретиться с ним взглядом, и лишь теперь она заметила за завесой волос голубой проблеск.

— Ты меня видишь! — выдохнула Эйверил.

Флитч коротко кивнул, уклонившись попутно от пинка грейлинга, метившего ему в голень.

— Никто больше меня не видит! Это часть заклинания!

— Так я и подумал, когда наблюдал, как ты зовешь своих подруг, а они тебя не замечают.

— Тогда почему ты меня видишь?

На губах Флитча промелькнула легкая кривоватая улыбка.

— Так вышло, что это одна из тех вещей, которые мне хорошо даются, — распознавать присутствие магии. И еще… — Он помедлил, подбирая слова и не обращая внимания на грейлинга, прыгающего на его ногах. — Ты, может быть, замечала. Я на тебя смотрел.

— Не ты один, — поспешно заметила Эйверил, опасаясь, что, если Флитч покраснеет еще сильнее, ему может стать нехорошо.

Юноша снова посмотрел ей в глаза.

— Ты понимаешь, о чем я. Мне всегда хотелось пообщаться с тобой, но я думал, что тебе это будет неинтересно.

— И потому ты прогулял занятия в День именования? Надеялся поговорить со мной, когда я наконец-то оказалась в одиночестве?

Флитч широко улыбнулся, и Эйверил с удивлением увидела, что эта улыбка преобразила его: теперь его лицо сделалось открытым и бесстрашным.

— Верно. Я подумал, что, может, мы побеседуем, пока ты будешь гоняться за этим мелким гоблином вокруг мусорных баков и среди деревьев.

— Тогда почему ты просто не сообщил об этом кому-нибудь из преподавателей? — допытывалась сбитая с толку Эйверил. — Тебе не пришлось бы пропускать именование.