Slav - Проклятие Слизерина Страница 4

В пустой комнате погас свет, стало тихо, только монотонная дробь яростно отбивала по оконному стеклу, дождевые капли ударялись об него, стекали беспомощными струйками.

Ужин протекал на удивление мирно, Уорлок и Стайн игнорировали его присутствие, пока в столовую не вошла сестра Мэри Альма. Не обращая внимания на учеников, что от нее шарахались, как черти от ладана, сестра приблизилась к столу, за которым сидел Том. Над столом повисла гнетущая тишина, одна из младших девочек испуганно всхлипнула. Сестра с невозмутимым видом обратилась:

— Приятного аппетита, дети.

Ответом ей был неровный гул детских голосов. Удовлетворенная ответом, сестра Мэри Альма обратилась к Тому:

— Мистер Реддл, завтра, до утренней молитвы, желаю видеть Вас готовым к отъезду: оденьтесь подобающим образом и соберите вещи, которые могут Вам понадобиться до следующего лета.

Том почувствовал себя неловко, когда ошеломленные взгляды детей обратились к нему.

— Хорошо, сестра.

Как только сестра Мэри Альма удалилась, из‑за соседнего стола донеслось ехидное:

— Ну и ну, кто же та несчастная семейная пара, что усыновила Вас, мистер Ребус?

— Кто сказал, что его усыновили, Стью? Скорее всего, его переводят в сиротский приют для слабоумных.

За соседним столом раздался дружный хохот. Том не стал оглядываться, не спеша, сосчитал зубчики у вилки, а когда они закончились, пересчитал заново. Сердце грела мысль о завтрашнем отъезде, еще никогда он не покидал территории приюта. Ради такого события Том готов отказаться от подарка на Рождество.

Вторую книгу Том решился открыть только, когда прозвучал вечерний колокол, свет в комнатах погас, дети разбрелись по койкам, теперь мирно посапывали. Фолиант, казалось, потяжелел, Том прислонил его к спинке кровати, а сам лег на живот. С головой укрылся одеялом, нажал на проржавевшую кнопку, и маленькое укрытие озарил свет старого фонарика, найденного в подвальных помещениях во время ежегодной уборки.

Страницы одна за другой мелькали перед глазами, усеянные незнакомыми, а иногда забавными, старинными и современными именами. Том и помыслить не мог, что в его обычном мире, живет столько волшебников и ведьм, их огромных семей и кланов, самые древние из которых существовали на протяжении нескольких тысячелетий. Во всем этом многообразии Том искал одно единственное имя. Фонарик стал барахлить, его свет становился то тусклее, то погасал вовсе. Веки наливались свинцом, пальцы уже устали переворачивать страницы, а книге, мнилось, нет конца.

Нужное имя нашлось, когда Том хотел уже отложить книгу и лечь спать. На одном из сучков дерева с раскидистой кроной изумрудной листвы повис клочок пергамента с надписью: «Том Нарволо Реддл. 29 октября 1926 год н. э. Волшебник». Сонливость как рукой сняло, даже фонарик, словно заинтересовался, стал светить ярче. Том ткнул пальцем в страницу, повел его от сучка со своим именем к корням дерева. Далее на ветвях нарисованного дерева повисли пергаменты с именами родителей, под именем отца чернело слово «магл». В книге присутствовали имена и маглов, и сквибов, но не всех, только состоящих в близком родстве с волшебниками. Сказывалось название книги – «Родословные волшебников сквозь века: самодополняющееся пособие».

Пока Том листал книгу, на чистых страницах, выведенные невидимой рукой, добавлялись все новые и новые записи, имена и дата. К тому времени, когда глаза Тома стали слипаться, в мире родилось шесть маленьких волшебников, несмышленых, но окруженных любовью и заботой близких.

ГЛАВА 2: Мир волшебников

Спалось плохо: то Пиклс громогласно всхрапывал, то часы оглушительно отбивали полночь, то капли дождя изо всех сил принимались колотить по стеклу. Том задремывал ненадолго, резко просыпался вновь, то и дело поглядывал на время, стрелки ползли медленнее черепах.

В раздражении Том накрылся с головой, прикрыл измученные глаза, открыл вновь – настенные часы показывали полпятого утра. Том подскочил как ошпаренный, даже голова закружилась, – чуть не проспал. Собрался заправить постель, да так и ахнул. Постель больше походила на берлогу медведя после зимней спячки: одеяло почти сползло на пол, простыня смялась, скрутилась в тугой жгут, из‑под нее смущенно выглядывал полосатый матрац, а подушка и вовсе отыскалась только под кроватью.

Сироты мирно досматривали последние сны, когда Том с двумя книгами под мышкой и потертым чемоданом в свободной руке притворил за собой дверь спальни. На этаже еще тихо, но скоро зазвонит утренний колокол, и сонные дети, зевая, потирая глаза, поспешат на утреннюю молитву.

Сестра Мэри Альма ожидала мальчика у своего кабинета, постукивала каблуками, руки нетерпеливо мяли пузатый саквояж. Том ухватил книги покрепче, чтоб не выронить, испугался, будто перед ним было хеллоуинское привидение. Вместо обыденной рясы, как у всех преподавателей в приюте, на сестре была бордовая мантия и остроконечная шляпа, лихо сдвинутая набок. И все же Стайн не врал, подумал Том запоздало.

Придирчиво оглядев мальчика, сестра недовольно нахмурилась: брюки на коленях протерлись, рукава замшевой куртки, изъеденные молью, заплатаны, белоснежная когда‑то рубашка стала серого оттенка. Том виновато потупился, откуда ему взять хорошую одежду? Он же не волшебник.

Дождь закончился еще ночью, теперь же на городок опустилась перина тумана, сырого и промозглого. Когда они вышли за ворота приюта, сестра Мэри Альма оглядела еще безлюдную, окутанную мглой улицу, кивнула одобрительно:

— Хороший туман.

Сизая и мохнатая пелена сонно ворочалась, норовила залезть под рубашку, отнять последнее тепло. Том зябко повел плечами, он ничего хорошего в тумане не видел, впрочем как и домов на противоположной стороне улицы.

Быстрым шагом, будто за ней гнались, сестра направилась вдоль улицы, Том едва поспевал. Иногда бордовая мантия растворялась в тумане, тогда мальчик переходил на бег, старый чемодан больно бил по коленям. Том понятия не имел, куда и зачем они идут. Наконец, когда ему удалось поравняться с сестрой, мальчик спросил тяжело дыша:

— Сестра Мэри Альма, а куда мы направляемся?

— В Лондон. И… Том, будет лучше, если вне приюта Вы станете обращаться ко мне – Крестная.

Мальчик кивнул, пожилая дама в мантии разительно отличалась от вчерашней сестры Мэри Альмы. Сутулые плечи распрямились, словно с них сняли не монашескую рясу, а целую гору; подбородок приподнят; пальцы придерживают мантию так, чтобы полы не волочились по мостовой.

За завесой тумана не было видно домов, что стояли по обе стороны от дороги, потому очень скоро Том не смог бы определить, где они находятся, – в городе или за его пределами. Лишь мостовая под ногами оставалась верной спутницей.