Анджей Сапковский - Зерно правды Страница 4

Из под пыли и паутины с портрета водянистым взглядом смотрел бесцветный толстяк с одутловатым, печальным и прыщавым лицом. Геральт, которому знакома была лесть клиенту, распространённая среди портретистов, с грустью покивал головой.

— Видишь? — повторил Нивеллен, скаля клыки.

— Вижу.

— Кто ты?

— Не понимаю.

— Не понимаешь? — чудовище подняло голову, глаза заблестели как у кота. — Мой портрет, гость, висит там, куда не достигает свет свечей. Я его вижу, но я не человек. По крайней мере в настоящее время. Человек, чтобы посмотреть портрет, встал бы, подошёл ближе, наверное, ещё должен был бы взять светильник. Ты этого не сделал. Вывод простой. Но я спрашиваю прямо — ты человек?

Геральт не отвёл глаза.

— Если так ставишь вопрос, — ответил он, немного помолчав, — то не совсем.

— Ага. Тогда не будет большой бестактностью, если спрошу, кто ты, в таком разе?

— Ведьмак.

— Ага, — повторил Нивеллен после паузы. — Если я правильно помню, ведьмаки зарабатывают себе на жизнь интересным способом. Убивают за плату разных чудовищ.

— Ты правильно помнишь.

Снова воцарилась тишина. Пламя свечей пульсировало, било вверх тонкими усами огня, блестело в гранёном хрустале кубков, в каскадах воска, стекающего по канделябру. Нивеллен сидел неподвижно, слегка шевеля огромными ушами.

— Предположим, — сказал он наконец, — что ты сумеешь вынуть меч прежде, чем я до тебя допрыгну. Предположим, что сумеешь меня даже ударить. При моём весе это меня не остановит — свалю тебя с ног одним своим телом. А потом уже всё будут решать зубы. Как думаешь, ведьмак, у кого из нас двоих больше шансов, если дело дойдёт до перегрызания глотки?

Геральт, придерживая большим пальцем оловянный колпачок графина, налил себе вина, сделал глоток, откинулся на спинку кресла[29]. Он глядел на чудовище усмехаясь и его усмешка была исключительно скверной.

— Та-а-ак, — протянул Нивеллен, ковыряя когтем в углу пасти. — Нужно признать, что ты умеешь отвечать на вопрос, не используя много слов. Интересно, как справишься со следующим, который я тебе задам. Кто тебе за меня заплатил?

— Никто. Я здесь случайно.

— Не лжёшь ли?

— Нет привычки лгать.

— А что у тебя в привычках? Рассказывали мне о ведьмаках. Запомнил, что ведьмаки крадут маленьких детей, которых потом кормят колдовскими травами. Те, которые это переживут, сами становятся ведьмаками, колдунами с нелюдскими способностями. Учат их, убивая, искореняя все людские чувства и порывы[30]. Делают из них нелюдей, которые должны убивать других нелюдей. Слышал, будто поговаривают, что самое время, чтобы кто-нибудь начал охотиться на самих ведьмаков. Потому как чудовищ становится всё меньше, а ведьмаков всё больше. Съешь куропатку, пока совсем не остыла.

Нивеллен взял с блюда куропатку, вложил её целиком в пасть и с хрустом съел как сухарик, треща раздрабливаемыми в зубах костями.

— Почему молчишь? — спросил он неуверенно, облизываясь[31]. — Что из того, что о вас говорят, правда?

— Почти ничего.

— А что враньё?

— То, что чудовищ намного меньше[32].

— Факт. Их немало, — ощерил клыки Нивеллен. — Одно из них как раз сидит перед тобой и размышляет, хорошо ли сделало, пригласив тебя. Сразу мне не понравился твой цеховой знак, гость.

— Ты никакое не чудовище, Нивеллен, — сухо сказал ведьмак.

— А, зараза. Это что-то новое. Тогда, по-твоему, кто я? Кисель из клюквы? Косяк диких гусей, улетающих на юг грустным ноябрьским утром? Нет? Тогда, может, невинность, утраченная у родника грудастой дочкой мельника? Ну, Геральт, скажи мне, кто я? Ты же видишь, что меня аж трясёт от любопытства!

— Ты не чудовище. Иначе ты не смог бы дотронуться до этого серебряного подноса. И уж никогда бы не взял в руки мой медальон.

— Ха! — рыкнул Нивеллен так, что пламя свечей на мгновение приняло горизонтальное положение. — Сегодня явно день раскрытия великих, страшных тайн! Сейчас я узнаю, что эти уши выросли у меня потому, что я ребёнком не любил овсянки на молоке!

— Нет, Нивеллен, — спокойно сказал Геральт. — Это появилось из-за колдовских чар. Я уверен, что ты знаешь, кто тебя заколдовал.

— А если и знаю, то что?

— Чары можно снять. В большинстве случаев.

— Ты, как ведьмак, конечно, умеешь снимать чары? В большинстве случаев.

— Умею. Хочешь, чтобы попробовал?

— Нет. Не хочу.

Чудовище раскрыло пасть и вывесило алый язык, длиной в две пяди.

— Не ожидал, а?

— Не ожидал, — признался Геральт.

Чудовище захохотало, развалилось в кресле.

— Я знал, что ты удивишься. Налей себе ещё, сядь удобнее. Расскажу тебе всю историю. Ведьмак или не ведьмак, сразу видно, что хороший человек[33], а у меня охота поболтать. Налей себе.

— Нечего уже.

— А, зараза, — чудовище хрюкнуло, после чего снова грохнуло лапой об стол[34]. Рядом с двумя пустыми графинами появилась, неведомо откуда, приличных размеров бутыль в ивовой корзинке. Нивеллен содрал зубами восковую печать.

— Как ты наверняка заметил, — начал он, наливая, — округа здесь довольно безлюдная. До самых близких селений изрядное расстояние. Потому как, видишь ли, мой папуля, да и дедушка, в своё время не давали излишних поводов для любви ни соседям, ни купцам, которые проезжали трактом. Каждый, кто сюда попадал, терял в лучшем случае своё добро, если папуля замечал его с башни. А пара самых близких поселений сгорела, потому как папуля узнал, что дань платится нерадиво. Мало кто любил моего папашу. За исключением меня, понятно. Страшно я плакал, когда однажды привезли на телеге то, что осталось от моего папани после удара двуручным мечом. Дедушка в ту пору уже не занимался разбоем — с того дня, как он получил по черепу железным моргенштерном, он заикался ужасно, пускал слюни и редко когда успевал вовремя в уборную. Всё шло к тому, что я, как наследник, должен был возглавить дружину.

— Молодой тогда был, — продолжал Нивеллен, — сущий молокосос, а потому парни из дружины мигом обвели меня вокруг пальца[35]. Командовал я ими, как ты догадываешься, в такой же степени, как жирный поросёнок может командовать волчьей стаей. Скоро начали мы делать вещи, которые папаня, если бы жил, никогда бы не позволил. Не буду утомлять тебя подробностями, перейду сразу к делу. Однажды отправились мы аж до самого Гелиболя, что под Миртами, и ограбили святыню. Вдобавок ко всему была там ещё молодая жрица.

— Что это была за святыня, Нивеллен?