Николай Туканов - Черепаха Киргала Страница 4

На пергамент для нее ушло огромное стадо латисских коров и шкура одного писца. Негодяй, с трудом соображавший после дня непрерывной писанины, написал после имени Олдана его прозвище Плешивый, чем привел в неописуемую ярость короля, давно мучавшегося выбором почетного прозвища для себя. Рано облысевший король жестоко страдал от того, что после своего деда, Мера Пятого Восстановителя, и своего отца, Диса Второго Храброго, он сам останется в истории как Олдан Плешивый. Собственно, думаю, это и было причиной написания книги. Король хотел сам дать себе прозвище, которое, как он считал, должно отражать его дела, а не внешность.

Хемилон отхлебнул пива и продолжил:

— Свой выбор король, не выигравший ни одной войны, пустивший по ветру труды своего деда и отца, и отец дюжины бастардов, хотел остановить на одном из трех прозвищ: Победитель, Мудрый или Благочестивый. Теперь вам понятно, какое тяжкое преступление в глазах монарха совершил писец, написавший Олдан Плешивый?!

Суд был скорым, а наказание молниеносным. Гвардейцы, по приказу короля, повалили писца на пол лицом вниз, и любимый шут Олдана, Пирис Выжига, удавил несчастного своим ярко-красным поясом. После этого с трупа содрали кожу, выделали и обтянули ею переплет незаконченной книги в назидание остальным писцам.

Справедливость наказания у придворных льстецов не вызывала сомнений, о чем они постарались, на всякий случай, поскорее возвестить Олдану пышными и витиеватыми похвалами. Этим они нечаянно помогли ему решить проблему выбора прозвища. Ведь также справедливо, а иногда, и милосердно, он судил всех своих многочисленных врагов и многих друзей. Поэтому выбор был очевиден — он войдет в историю как Олдан Четвертый Справедливый!

Но от прихоти судьбы не уйдет ни простой смертный, ни король! — Хемилон наставительно поднял указательный палец. — Через луну, поздно вечером, Олдан просматривал списки самых богатых купцов столицы, пытаясь по размеру их состояния, выявить среди них заговорщиков и предателей. И попутно пополнить опустевшую казну. При этом он, по всем известной привычке, покусывал кончик пера для письма, что свидетельствовало об интенсивной умственной работе, которая вгоняла окружающих в холодный пот. Неожиданно монарх схватился за сердце, лицо его посинело и он сполз со стула. Бросившиеся к нему телохранители стали свидетелями мучительной агонии короля, которая закончилась перед самым приходом королевского лекаря. Последнему оставалось только констатировать смерть Олдана от остановки сердца. Так Олдан и остался в истории Плешивым.

Через три дня состоялись похороны, которые добровольно были оплачены гильдией купцов Лантара, заметно поредевшей за счет изменников, выявленных в ее рядах лично покойным. Позже эти похороны назвали похоронами лысых, так как все мужчины, включая аристократов, гвардейцев и купцов, были обриты наголо.

Эта прическа не менялась уже лет сорок, с тех пор как Олдан облысел. Чтобы не быть единственным лысым в таком возрасте, королевским указом было объявлено о том, что главный королевский лекарь в древнем лекарском трактате нашел запись, что лысые и короткостриженные живут намного дольше длинноволосых. А потому король, отец народа, желая увеличить продолжительность жизни своих подданных, приказывает отныне всем лицам мужского пола, старше двух лет, раз в месяц брить голову наголо, а лысину отныне называть вратами долголетия.

Правда, нашлись сомневающиеся, утверждающие, что их отцы, деды и прадеды дожили до глубокой старости, имея длинные волосы. Но палачи опытным путем на эшафотах доказывали народу лживость этих утверждений, по всей стране вздергивая на виселицы предварительно оскальпированных длинноволосых скептиков. Доказательства были столь убедительны, что мужская часть населения вскоре полностью облысела, смекнув, что уже неважно, дольше живут лысые или нет. Главное — волосатые до старости точно не доживут!

Так что, Вилт, простым людям лучше держаться от королей подальше, даже справедливых! — назидательно сказал Хемилон.

Вилт хотел что-то добавить, но его отвлек громкий голос дангарского купца, возмущавшегося урманскими дорогами. Все за столом обратили внимание на него.

— После каждого приезда в Лантар мне приходится чинить колеса у повозки! — пьяным голосом высказывал дангарец наболевшее Мурсию, не знавшему, как отделаться от жертвы урманских ухабов. — И эта дорога считается лучшей в Урмане! Она была лучшей в Урмане и во времена Бератской империи! За четыре века после распада империи ее хотя бы раз ремонтировали?!

— Отстань ты от меня со своей дорогой! — пытался избавиться от него Мурсий. — Можно подумать, в вашей Дангаре они лучше!

— Ик…, конечно лучше! — возмутился торговец тканями. — А с прошлого лета все обочины дорог, от Карды до границы с Бератом и Лармором, засеяны подорожником и горькой полынью! Королева Патранна, да хранит ее Кеван, оплатила все работы. Гильдия купцов Карды преподнесла ей в благодарность за заботу о здоровье путников ожерелье из мерпальских рубинов! — похвастался торговец. — А здесь что приложишь к разбитым ногам? — нацелив указательный палец в грудь Мурсию, поинтересовался он. Разозлившийся Мурсий рявкнул:

— А здесь тебя вылечит лучший лекарь Урмана! — и ткнул пальцем в сторону Вилта. — А заодно избавит от блох и твоего мула. Может, сделает тебе скидку за лечение двух мулов, — выпалил разозлившийся купец, одновременно оскорбляя не приглянувшегося ему лекаря.

— Ах ты, ублюдок! — заорал вскочивший с лавки Вилт, не пропустивший ни слова. — Я тебя сейчас самого вылечу от всех болезней сразу! Схватив свою пивную кружку, он запустил ею в обидчика. Кружка пролетела над головами хмельных охранников и угодила в голову задремавшего мага, сидевшего напротив ублюдка, и рассекла ему бровь, залив кровью все лицо. Ослепший от крови маг взревел раненным медведем и запустил воздушным кулаком в сторону Вилта, забыв, что между ними расположен стол с наемниками купца. Весь удар воздушной стихии те приняли на себя, стрелой слетели со скамьи и повалились в беспамятстве на грязный пол. Со стола на них упало все, что охранники не успели выпить и съесть. Посуду и четыре, никем не занятых табурета, воздушной волной расшвыряло по всему помещению.

Мурсий, увидев, какого ущерба своему здоровью ему чудом удалось избежать, хвала Киргалу, выскочил из-за стола. И, понося лекаря грязными ругательствами, бросился к его столу, обнажив турганский кинжал.

В этот момент смертельно оскорбленный дангарец встал и, пьяно пошатываясь, правой рукой бросил в спину проскочившего мимо него обидчика свой табурет. Тяжелый табурет пролетел далеко в стороне от купца и угодил в колено местного кузнеца, развалившегося у противоположной стены на лавке с кувшином пива, и с удовольствием наблюдавшего за дракой. Его рев перекрыл шум драки и разбудил сельчан в окрестных домах. Раскрутив над головой сосновую лавку, и сильно припадая на левую ногу, кузнец устремился к дангарцу, обещая косорукому уроду болезненную смерть от многочисленных переломов. Незадачливого дангарца спас табурет, по воле мага лежащий на пути кузнеца. Мастер наковальни споткнулся об него и начал падать вперед, выпустив из рук оружие возмездия. Упав под ноги Мурсию, кузнец заставил кровожадного купца головой влететь в крестовину, служившей опорой стола Вилта, и потерять сознание. Пальцы купца разжались и выпустили кинжал на пол.