Анна Ринифе - Город забытых снов(СИ) Страница 4

- Ну, иногда я вижу во сне бабушку.

- Что она хочет?

Опять тупик. Разве это был не хороший повод, чтобы пуститься в утешающе-наставляющие рассуждения о том, что подобные сновидения есть результат сильного стресса, и существует масса методик, как от них избавиться, дабы спать, как младенец. Но доктор не собирался ни утешать, ни успокаивать, ни объяснять, ни поучать. Казалось, он получил материал для своих практических исследований и сама Лика как человеческая единица интересовала его ровно столько же, сколько двадцатый спутник Юпитера заботит суетливую домохозяйку.

- Ничего. Я просто скучаю по ней.

- Что-то еще?

Похоже, это надолго.

- Ну, недавно мне снилось, что я что-то ищу. В абсолютно не знакомых домах у абсолютно чужих людей.

- Нашла?

Лика посмотрела на доктора с ненавистью. Как быстро из надоедливой занозы он превратился в злейшего врага.

- Нет.

- Что же может искать такая девочка, как ты?

Красивые обои. Наверно, он специально заказал в свой кабинет обои, чтобы пациенты могли хоть чем-нибудь отвлечься от его глупых комментариев. Цветочки с завитушками в стиле арт нуво. Мило.

- Так что же может искать такая девочка, как ты? - многозначительно повторил свой риторический вопрос доктор, сузив орлиные глаза и подавшись вперед к пациентке всем телом. - Да, что мы все ищем? - философски протянул врач, медленно откидываясь обратно на спинку стула.

Лика сидела молча и чувствовала себя абсолютно неуместной в сием неожиданно начатом монологе.

Тонкие черты лица доктора казались высеченными из мрамора. Девочка подумала, что, когда эта статуя начинает говорить, ее лик искажается, превращаясь в безобразную маску. И все из-за налитых обсидианом глаз, впивающихся в самые глубокие раны.

- Что сделает тебя счастливой? - не унимался психотерапевт.

У Лики не было даже приблизительного ответа. Здесь, перед врачом, как перед рентгеном, способным фиксировать ее сознание, она поняла, что абсолютно потерялась. Практически все время, на протяжении уже нескольких лет она думала только о прошлом. Снова и снова проигрывала в памяти отрывки самых разных событий, каждый раз убеждаясь, что ей нужно было поступить иначе, сделать или сказать что-то по-другому. Думать о будущем она не могла. Было слишком страшно. Она знала, что останется совсем одна. Никого, с кем можно поговорить, никого, кто помог бы, заболей она или останься совсем без денег, ни одной души, небезразличной к ее существованию. Она знала, что все будет именно так, она мельком подсмотрела свою жизнь в ускоренной перемотке, и подзаголовком этой серой истории было только одно слово - "одиночество". Лика смирилась, но думать о будущем она не могла. Особенно после смерти бабушки, когда "будущее", которого она так боялась, без стука вломилось в ее жизнь.

Доктор с любопытством разглядывал свою пациентку. Очевидно, в его практике были редки случаи, когда человек не знал, что бы сделало его счастливым. Он сидел за столом, как большой белый айсберг с черным орлом на самой вершине. Он был несокрушим и неминуем, как конец чего бы то ни было.

Дав Лике целую стопку сомнительных психологических тестов, врач принялся молча расхаживать по кабинету, заложив руки за спину. Бездумно отмечая галочками ответы, Лика умилялась "научности" такого способа определения ее состояния. Скрытый смысл всех вопросов был предельно понятен, и Лика смогла бы без труда манипулировать авторитетным специалистом, если бы только на нее не накатила волна полного безразличия.

Доктор небрежно взглянул на ответы, и, не проводя математических подсчетов всех "да" и "нет", вынес свой приговор:

- Мы будем встречаться каждую неделю в течение месяца, а потом подведем итог и решим, стоит ли нам продолжить наше знакомство. Что ж, всего шесть встреч, включая сегодняшнюю, - не так уж и много, - психотерапевт снова впился глазами в Лику. - Надеюсь, ты сможешь использовать это время с пользой.

Лика с готовностью кивнула. Хотелось как можно быстрее выйти из душного кабинета, но врач еще не закончил с разъяснением своих методов лечения.

- Почему бы тебе не вести дневник? - голос слишком непоколебимый для предложения. - Ты можешь писать обо всем, что тебя тревожит, обо всем, что для тебя важно, а, может быть, обо всем, что бы ты хотела забыть, - ни с того ни с сего подмигнул он. - Давай назовем его книгой прошлого. Ты научишься сама писать свою жизнь и поймешь, что прошлое может быть захлопнуто в любой момент, как бездарный бульварный романчик, как только тебе самой этого захочется. Оно не будет преследовать тебя, оно не будет тебя пугать. Ты должна пообещать мне, что каждую неделю, приходя ко мне, ты будешь иметь в дневнике новую запись, которую мы сможем обсудить. Ты обещаешь?

Предложенное лекарство было весьма сомнительным. Чем может помочь напрасная трата бумаги и времени? Однако это было намного лучше, чем стационарное лечение в клинике, и Лика пообещала.

На этом аудиенция у психотерапевта закончилась.

Лика выскочила из дверей кабинета, как из бани, заполненной фимиамом и горящим воском. Почему-то ей было трудно дышать и трудно думать.

Было ощущение, словно все время, отведенное для сеанса, доктор ставил на ней эксперименты. Жуткие, беспощадные эксперименты над ее сознанием. Он фактически ни о чем ее не спрашивал, но у себя в голове он уже разделил ее на кусочки, определил те фрагменты, что больше не пригодны для использования, и наметил план действий по их удалению. Ну уж нет. Лика не позволит врачу изменить себя. Пусть экспериментирует на мышах. Или кроликах. У мальчика, сидящего в очереди к педиатру, в руках шевелился кролик. Маленький. Рыжий. Живой. Сидящая рядом женщина отчитывала парня на чем свет стоит, она-то не знала, что, направляясь в поликлинику, ее сынишка прихватил в рюкзак домашнего любимца. Лика и кролик посмотрели друг на друга. Он сидел съежившись, не соображая, где он и почему его вдруг вытащили из привычной ему картины мира, сделав при этом еще и виноватым. Он бы отдал все морковки на свете, чтобы снова оказаться дома, в своей уютной клетке, где тепло и мягко, где нет незнакомцев, где все привычно и предсказуемо, из дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Но не тут то было. Мама кричала. Сынишка рыдал. Прохожие ухмылялись.

Лика вышла из поликлиники.

***

Где-то выла собака. Возможно, у соседей сверху. Или соседей снизу. Только вот почему кругом лес и старые трухлявые деревья? Лика словила себя на мысли, что она спит. Ее мозг давно научился время от времени не отключаться во время сна, и она могла обдумывать свои видения непосредственно во время их просмотра. Это было жутко. Потому что грань между сном и явью полностью стиралась. Потому что, как только Лике начинало казаться, что она управляет своим сном, ей тут же приходилось признать, что это он управляет ею. Деревья становились все толще, а вой все ближе. Под ногами с хрустом ломались сухие ветки. Над головой плотно переплетались голые сучья. Лике стало страшно. Споткнувшись о поваленное дерево, она остановилась и посмотрела вокруг. Внезапно вместо леса глаза наткнулись на пустоту. Абсолютный вакуум без признаков времени и пространства. Идеальная чистота небытия. Лика завертелась вокруг себя, пытаясь нащупать точку опоры. Она поняла, что падает. Кто-то чужой успокаивающе погладил ее по плечу. Доктор. "Все будет хорошо, - пообещал он. - Это совсем не сложная операция. После удаления этой ненужной части ей станет гораздо лучше". Лика уцепилась за поручни медицинского кресла и развернула голову в сторону человека, с которым разговаривал врач. Кажется, это бабушка. Или Вера Павловна. Кто-то из них подписывает протянутые доктором бумаги. "Не надо, пожалуйста", - застонала Лика, но близкого человека заслонили аспидные глаза. "Вырежем крошечный кусочек". Лика, вернее ее не спящая часть мозга, почувствовала себя преданной. Обида стала жечь глаза, и сидящая в хирургическом кресле Лика расплакавшись, проснулась. Холодный пот покрывал каплями все тело девочки. Она с облегчением осознала, что это был только сон и перевернулась на другую сторону. "Мне нельзя засыпать", - подумала она, но усталость не позволила ей зажечь свет и встать с постели. Как только глаза снова закрылись, Лика вновь оказалась в лесу. Здесь было так же пустынно и дремуче, как и в первый раз, но девочка больше не хотела из него выбираться. Сев на поваленное дерево, она покавыряла сухим сучком в покрытой листьями земле, прислонилась к широченной сосне и заснула.