Ольга Макарова - Камень первый. Холодный обсидиан Страница 4

— Не спи, — не приняла шутки Влада. — Нападут и порежут тебя сонного почем зря. Смотри по сторонам. Каждая пара глаз важна. Вдруг заметишь чего.

Спускалась ночь. Всю жизнь просидевший в Арен-кастеле Кангасск не видел ночи за его стенами. А она оказалась жуткой. Что-то зловещее было в тьме, опустившейся на волнистую поверхность пригорного Кулдагана. Видимо, ему передалось еще и беспокойство караванщиков, — Кан стал вздрагивать на каждый шорох, каждое движение на фоне спокойного песка, будь то даже безобидная крыска-тушкан…

Ночь может быть страшной!.. Еще вчера Кангасск, сидя в оружейной, посмеялся бы над этим. Он помнил ночи, порезанные на кусочки ярким светом фонарей и вывесок. Ночи, наполненные городским шумом… а не такие — темные, тихие, опасные…

— На этом участке пути привалов не делают, — объяснила Влада. — Пустокоры-то выносливы: двухдневный переход без сна и отдыха им вполне по силам, а вот нам придется побороться со сном…

— А я еще и всю попу себе отсидел… — горько пожаловался Кангасск.

Влада неожиданно звонко расхохоталась. Спохватилась и закрыла рот ладошкой она быстро, перепугав всего лишь половину каравана… Но этот славный смех, смахнувший разом все ужасы ночи, еще долго звучал у Кана в ушах. Он разулыбался и стал подумывать о том, что неплохо бы рассмешить ее еще раз…

«И смех-то у тебя чудесный, Влада,» — подумал он мечтательно…

…В тот же момент мир качнулся, как на качелях, и погас…

Сознание вернулось не сразу. Сначала — боль, потом — все остальное. Болела голова. Еще не открывая глаз, Кан дотронулся рукой до макушки — и рука вляпалась в теплую загусшую кровь…

Открыв глаза, Кангасск приподнялся на локте и обнаружил себя в гуще битвы. Внимания на него не обращали, считая трупом; проскочившая мимо Влада едва об него не споткнулась. Растрепанная, в заляпанном кровью плаще, она с катаной в одной и мечом-спутником в другой руке отбивалась от пятерых нападавших, мастерски сбивая их в кучу и не давая толком развернуться. Известная техника против толпы, — туманно оценил Кан…

…Звуки доносились до него приглушенными, перед глазами все плыло и двоилось. В последний раз такое было с Кангасском после самогона, которым его угостил мастер Эминдол (с тех пор Кан поклялся ни капли спиртного в рот не брать), но он заставил себя подняться и, выхватив меч, со всем безрассудством бросился в битву. Должно быть, пьяный воин с залитым кровью лицом, бегущий вперед не разбирая дороги, выглядел жутко… как бы там ни было, разбойники попятились, а несколько особо мелких рванули наутек. Кан еще успел заметить, что внешность у бежавших совсем не человечья: чего стоят одни только выпученные неморгающие глазищи да пасть до ушей с частоколом мелких острых зубов…

Все бы хорошо, только вот опомнились нападавшие быстро. Вернулись назад и мгновенно окружили одинокого воина. Меч свистел и пускал лунные блики во все стороны; кажется, Кангасск даже попал по кому-то несколько раз — он уже ничего не понимал… кроме того, что зарубят его тут как пить дать… или кто-нибудь из этих маленьких пучеглазых уродов, разматывающих пращи с высоты барханов-монстров, прицелится получше — и…

Впрочем, ему повезло. Как и всему каравану… За барханами тонко зазвучал разбойничий рожок, подавая сигнал к отступлению. Перестроившись, разбойники принялись отступать, отгораживая караванщиков от пустокора с поклажей, которого палками погоняли пучеглазые коротышки… Пожалев своих людей, защитники каравана отступили, и несчастный пустокор исчез в пустыне; его жалобный стон слышен был еще долго… пустокоры — они такие: сильно привязываются к хозяину. Жаль, эта сердечная преданность граничит с непроходимой тупостью, иначе эта махина раскидала бы захватчиков, как муравьев…

…Убедившись, что нет погони, вскоре и пучеглазые пращники, от которых было черным-черно на барханах, исчезли в темноте… И вновь — тихая ночь, будто и не случилось ничего…

Есть два способа собрать яблоки. Один из них такой: порубить все деревья под корень, тогда урожай будет большой. Но только один. На следующий год ни одного яблочка не дождешься… Похоже, разбойники чтили древнюю мудрость, иначе, пожалуй, перебили бы караванщиков всех до единого. Или им своих терять не хотелось — вздумай они продлить битву, их людей тоже полегла бы половина…

Караван стоял. Успокаивали перепуганных пустокоров, перевязывали раненых, хоронили убитых, прямо в песке, недалеко от дороги… Хмурые, измученные люди молча взирали друг на друга…

С Кангасска сходил дурман битвы. Прояснилось зрение, чувства вернулись — отвращение и ужас… Ноги подкосились; стараясь держаться достойно, Кан упал на одно колено… и случайно заглянул одному из мертвых разбойников в лицо…

— Все в порядке, Кан? — спросила Влада, присев на корточки рядом.

— Да… — выдохнул Кангасск, устало порадовавшись, что с ней тоже все хорошо. — Знаешь, кто эти люди?..

— Кто?

— Уроды, — мучительно выговорил он. — Такие же, как я. Вот этот — тоже из Арен-кастеля, черты Прародителей в нем узнаю, только перемешанные, как и у меня… Тоже, видать, травили всю жизнь, вот и ушел в разбойники… может, и неплохой парень был раньше…

Владислава ничего не ответила, только молча склонила голову и положила ладонь ему на плечо…

Вскоре Кан взял себя в руки. Встал, вытер от крови свой новенький, побывавший сегодня в первой битве клинок. От мертвого разбойника он отвернулся и, решив сменить тему, поддел носком ботинка тушку зарубленного им пучеглаза.

— А этих, — сказал Кан, — в первый раз вижу.

— Маскаки, — пожала плечами Влада. — Не поверишь: эмигранты с Севера. Там таких полно…

— …Ты была на Севере? — расспрашивал Кангасск, пока Владислава перевязывала его разбитую (благодаря одному из зубастых пращников) голову.

— Была, и не раз, — ответила девушка.

— Ох, ну и как там?

— Неплохо. Зимой снег падает. Тебе понравится.

— Про снег я читал… это вода замерзшая. Говорят, красиво… — Кан спохватился. — А мы что, на Север идем?

— Вполне возможно. Пока нас интересует одна небольшая Область в Ничейной Земле, а там посмотрим. Все, хватит вопросов, — сказала Влада строго. — Караван скоро отправится. Сядешь на пустокора впереди меня, прислонишься к горбу и поспишь. Я прослежу, чтоб ты не упал. И не спорь!

«…Север… — думал Кангасск, засыпая. — Волшебный Север…» Он погружался в дрему, укачанный мерной поступью пустынного зверя, и чувствовал, как его обнимают осторожные, внимательные руки, чтобы он спал спокойно, не боясь упасть…