Константин Бояндин - Отражение глаз твоих [пишется] Страница 4

— Чудовища, — подсказала она и тут же пожалела о содеянном. Человек метнул в неё подозрительный взгляд.

— Вы встречались с кем-то из… заградительных отрядов?

— Осенью, — она указала рукой в сторону, откуда пришла. — Там… сожжённые деревни…

— Верно, — Майтен перестал сверлить её взглядом и спрятал руки в рукава. — Повезло вам, почтенная, что в вашей деревне чисто. Жаль оставлять вас одну… вот что. Через две недели здесь проедет ещё один отряд. Покажете им вот это, — он извлёк из кармана небольшой предмет — неправильной формы кусочек чёрного камня, на плоской стороне которого был золотом инкрустирован непонятный символ. Слово? Заклинание? Священный знак?

— И… что? — голос вновь подвёл её.

— Они помогут вам, — человек отвернулся. — Если захотите. Прощайте, — и скрылся, затворив за собой ворота.

Она стояла до тех пор, пока не смолкли звуки копыт.

Вернулась в дом, но тепло показалось ей чужим, незаслуженным, неприветливым. В небольшой комнатушке, что служила ей кухней, она наклонилась над ведром с водой.

— "Старуха"? — тихо спросила она своё отражение. — Какая же я старуха?

Громко выстрелило одно из поленьев в печи и стоило значительных усилий не закричать от ужаса.

Кто-то зашуршал в погребе. Точно, крысы. Жаль, что она не помнит, какой травой можно извести этих мерзких тварей.

Жаль, что она вообще так мало помнит.

В тот раз она спускалась в погреб, чтобы взять из подвешенного под самым потолком мешочка немного сушёных грибов. Погреб был сделан на совесть, и прежние хозяева (непонятно даже, как они выглядели) проявляли немалую изобретательность, чтобы не подпустить серых голохвостых мародёров к своим запасам. Всё хранилось в своеобразных ящиках — нишах, сделанных в стенах под самым потолком. Дверцами этих ящиков служили каменные же панели. Зубам они были не под силу.

Правда, у одной из ниш дверца была чуть сдвинута в сторону и оттуда доносилось сердитое попискивание. Вначале был соблазн захлопнуть её… но сколько можно возиться с падалью? При самом удачном стечении обстоятельств придётся сидеть здесь до середины весны — на больший срок запасов уже не хватит.

…Итак, она спустилась в погреб.

Лампа горела ярко; масла для неё также было предостаточно — даже странно, как такой дом остался неразграбленным. Воистину, боги бывают порой милосердны даже к тем, кто не замечает их. Аккуратно сдвинув тяжёлую панель до упора, женщина извлекла берестяную коробочку с грибами. Странно, что здесь так сухо. И плесенью почти не пахнет… Она проверила, закрыты ли ниши и собралась было уходить, как ощутила на себе взгляд. Тяжёлый, испытуюший. Пристальный.

— Кто здесь? — спросила она громко, поворачиваясь в сторону лестницы. Повернула лампу… и едва не выронила её.

Десяток крупных крыс — величиной с кошку — сидели между ней и лестницей и сосредоточенно глядели на человека. Незваного гостя, вторгнувшегося в их царство. От взгляда этого ей едва не стало худо. В случае чего, разобью лампу об пол… так уже приходилось делать. Раньше, в другом месте… когда что-то бесформенное и хлюпающее принялось сочиться из щелей пола, подползая к человеку поближе… Она помотала головой, отгоняя жуткое видение прошлого и взяла лампу поудобнее.

— Прочь с дороги, — приказала она громким голосом. Крысы не пошевелились. Так и продолжали смотреть на человека.

Краем глаза она заметила, что вокруг неё появляются новые крысы. Ещё и ещё. Да не те, что испуганно бросались прочь, едва лестница начинала скрипеть под тяжестью человека — те были серыми и относительно небольшими. Эти же были сплошь чёрными, лоснящимися, сильными.

Если только они решат напасть…

Она сделала шаг вперёд. Нервы были натянуты до предела. Косая трапеция, светящаяся над головой, была и близка, и недосягаема. И отчего я не взяла факел… ведь так просто было догадаться… Крысы раступились, пропуская человека к лестнице. Так пропускают простолюдины неведомо как забредшего в их квартал аристократа. С опаской, почётом, но без чрезмерного благоговения. Мы знаем, кто ты и кто мы. Проходи, да побыстрее — здесь наши владения.

В углу возникла какая-то возня. Послышался писк, скрежет когтей… и вдруг все крысы куда-то делись. Осторожно оглядевшись и посветив лампой по углам (лестница, за которую она теперь держалась, внушала некое спокойствие), она поняла — куда. В такой лаз могла бы пролезть и собака, если не слишком крупная… Как же она пропустила подобное? Надо будет отыскать камней и завалить этот лаз. Ей показалось, или что-то блеснуло в щели на полу?

Не показалось. Возле самого лаза камни, которыми был выложен пол, немного разошлись. В щели, провалившись довольно глубоко, мерцало что-то красное, продолговатое.

Из лаза тянуло крысами и холодом. Она догадалась поставить лампу прямо перед лазом. Какая-никакая, а защита. Раз эти твари не стали нападать… ой, что-то здесь не так! Чего они ждут? Почему убрались подальше?

Вокруг никого нет. Ощущение взгляда оставило её… Тихо вокруг и спокойно.

Отыскать щепку не составило большого труда, а вот вызволить загадочный предмет оказалось непросто. Щепка несколько раз ломалась, и вещица выскользнула из щели в тот самый момент, когда женщина готова была отчаяться.

Вещица и впрямь была красивой — просто загляденье! Ей не доводилось видеть драгоценные камни, но этот предмет явно был непрост и очень дорог. Сложная огранка, тёмно-розовый цвет… На одной из больших граней что-то можно было различить. Какой-то рисунок. Не то буквы, не то… да, это буквы. Странно. Ни в какое вразумительное слово они не выстраиваются. Надо будет рассмотреть повнимательнее наверху.

Только сейчас она заметила, как озябла здесь, вдали от благословенного тепла.

Побыстрей отсюда! Она сжала кристалл в руке и, взяв в другую руку фонарь, поднялась на вторую перекладину.

Лестница скрипнула под её весом и она едва успела отыскать опору — сжав кристалл в кулаке.

Ей показалось, что в руке у неё очутился шершень, а не красавец-кристалл. Боль была невероятной. Когда перед глазами кончили мелькать красные пятна, а разум возвратил себе власть над телом, она разглядела проклятый кристалл, откатившийся к самому крысиному лазу.

— Что же… это… — прошептала она, осторожно разжимая ладонь пострадавшей, левой, руки. Ей было страшно это делать — казалось, что та изуродована до неузнаваемости. Однако там был лишь ожог… да и тот не очень сильный.

Буквы — или что это было — явственно отпечатались на ладони. Чуть более тёмными линиями. Боль проходила медленно.