Денис Юрин - Имперские истории Страница 40

Столичная красотка промучила его более часа: выспрашивала, ходила вокруг да около интересующего ее вопроса и умело провоцировала мага, пытаясь вызвать на откровение. Знала бы состоявшая на службе в разведке баронесса, сколько таких вот скользких разговоров и «задушевных» бесед довелось пережить Убию на своем веку, наверняка не стала бы попусту тратить время и спросила бы напрямую: «Не обращался ли кто за помощью в работе над манускриптом „Деминоторес“?», «Не собирался ли кто выкрасть запретный труд из Имперской Библиотеки?» Правду Убий, конечно же, не сказал бы, но оба сэкономили бы уйму времени. От жеманства, кокетства, спесивого апломба и изысканного словоблудства агента в юбке у терпеливого мага разболелась голова. Их разговор быстро уперся в тупик, а варьирующиеся по форме, но не по содержанию вопросы пошли по замкнутому кругу. К началу второго часа беседы маг едва удержался, чтобы не закричать: «Не знаю я ни о каком манускрипте! Отстань от меня, вертлявая дура, занялась бы лучше здоровьем!»

Мадериус не знал точно, откуда агенту разведки стало известно о манускрипте. Скорее всего среди соратников Намбиниэля Мансоро был предатель или где-нибудь допустил ошибку посланный в Торалис Артур. Нельзя было исключать и третий вариант, самый страшный и непредсказуемый, который мог привести к ужасным последствиям. Но одно бывший маг знал наверняка: его собеседница была больна.

Обилие румян и прочего макияжа скрывало не только нездоровую бледность кожи, но и красные пятна, выступившие На Щеках, коже и прочих участках тела. Вместо того чтобы целый час толочь воду в ступе, они могли бы потратить время с пользой, тем более что во всей Империи никто лучше него не смог бы помочь даме, ведущей не только опасный, но и чрезвычайно распутный образ жизни. Однако Карина Лиор не обратилась к нему за помощью, а сам же маг никого не лечил против воли, даже никогда не ставил диагноз, боясь обвинений в наведении порчи, сглаза и прочих пакостей, которыми злодеи-маги якобы пытались извести род людской.

«Одним словом, куда ни посмотри, везде… плохо: от Надзорного Совета житья нет, работа не ладится, половина горожан ни с того ни с сего вздумали заболеть, Артур пропал, подопытный сбежал, а тут еще имперская разведка что-то пронюхала! – подытожил свое незавидное положение Убий и, не в силах больше ковыряться в непригодной для потребления еде, отшвырнул ложку. – Радует лишь то, что Намбиниэль давно не появлялся. Других дел, видно, у эльфа по горло, оно и к лучшему. Все сроки прошли, а мне показать ему по-прежнему нечего!»

Мадериус встал из-за стола и, прихватив исписанные мелким почерком черновики, направился было в кабинет, но сильный стук во входную дверь нарушил его планы.

«Наверное, госпоже Форез стало хуже, других тяжелых пациентов у меня сейчас нет, – подумал Убий, по привычке кинувшийся сразу к двери, но вдруг остановился. – А если это стража? Если Лиор все же что-то пронюхала или кто-нибудь из священников опять настрочил донос? Нужно спрятать записи!»

Недолго думая, Мадериус запихнул ворох бумаг под ковер. Основательнее прятать расчеты не было смысла. Если солдаты устроят обыск, то в доме и так полно крамольных вещей. Если же цель ночного визита его работа по «Деминоторесу», то ни священникам, ни университетским ученым все равно было не разобраться в его сбивчивых, отрывистых заметках. Он сам порой не мог вспомнить, как были рассчитаны некоторые цифры и, главное, зачем.

Как всегда, трясясь от страха и осыпая проклятиями головы неугомонных посетителей, продолжавших настойчиво колошматить кулаками по двери, Мадериус спустился вниз, вышел в прихожую и отпер засов. На пороге стояла не стража, а Намбиниэль и еще парочка приближенных к нему эльфов. Последний плюс превратился в минус, Убия ожидал весьма неприятный разговор, возможно, даже последний в его жизни.

Капитан Гилион открыл глаза, вокруг темнота. Последнее, что он помнил, был сильный удар в висок шипованной гардой. До этого была пустота, после этого – тем более. Граф помнил разговор с баронессой, как она взмахнула рукой и отдала приказ к атаке, но сам ход сражения был навсегда стерт из его памяти. В голове остался лишь горький осадок поражения, обида, боль и лютая ненависть к красно-черным мундирам.

Идти против имперской разведки было глупо, он сам подписал себе и своим людям смертный приговор, но ослушаться личного приказа герцога Лоранто он не мог. Главный казначей откуда-то узнал, что в Библиотеку Торалиса в эту ночь проникнет злоумышленник. Отряд Гилиона должен был изловить мерзавца и вместе с похищенным манускриптом доставить к герцогу. Объективные «но» в расчет казначеем не принимались, Лоранто никогда не простил бы своему порученцу, если бы оба приза достались Корвию. Только гибель отряда и его самого могла быть уважительной причиной провала операции. Даже сейчас, когда капитан истекал кровью и беспомощно лежал, заваленный грудой книг, он не мог надеяться на прощение. Только схваченный преступник и добытый манускрипт могли спасти род Гилиона от бесчестья и позора. Граф попытался пошевелить конечностями. Немного болел левый локоть и раскалывалась голова, других повреждений вроде бы не было. Собравшись с силами, Гилион заработал руками, выбираясь из-под завала пыльных томов и ящиков. Вокруг не было ни души, хотя в зале горело несколько десятков факелов. Враги должны были скоро вернуться, забрать разложенные на ступенях мраморной лестницы доспехи, снятые с убитых солдат. Трупов уже не было, от них прихвостни Корвия решили избавиться в первую очередь, а уж только затем увезти в штаб-квартиру трофейное снаряжение. Видимо, после окончания побоища победители уже прочесали зал и добили раненых, иначе они непременно оставили бы в подземелье десяток часовых.

Гилиона охватило непонятное чувство: как будто он умер и возродился в чужом теле. Каждое движение, каждый взмах руки давался офицеру с трудом. Оторвав взгляд от панорамы опустевшего зала, самыми отвратительными деталями которой были огромные лужи запекшейся крови и позабытые могильщиками конечности, офицер наконец-то осмотрел самого себя. Он был без доспехов, в застегнутом наспех мундире рядового гвардейца, без знаков различия и позолоченных эполетов.

Внезапно эмоции навалились на капитана, подавили его и заставили отдаться целиком переживаниям. Гилион закрыл окровавленными ладонями лицо и заплакал, зарыдал навзрыд, как пятилетний мальчишка, потерявший в одночасье всех родных. Его солдат, ставших неотъемлемой частью жизни, его верных боевых товарищей, которых он нещадно мучил муштрой и неоднократно обещался повесить, теперь уже не было в живых. Они думали о нем до последней минуты и пытались спасти, когда бой уже был проигран. Ему уже никогда не доведется узнать, кому из сержантов, капралов, а может, рядовых пришла в голову мысль спрятать его лишенное чувств тело под книгами и отдать свой мундир, в надежде, что раненых солдат не будут добивать. Гвардейцы не знали, не могли знать, с какими омерзительными людьми, с каким безжалостным врагом им пришлось столкнуться. По воле рока его отряд ввязался в войну, в которой не бывает пленных, есть только свидетели – ненужные и опасные. Им было суждено пасть в неравной битве и быть похороненными без воинских почестей и торжественных гимнов, как бездомным бродягам, покоиться где-нибудь в сыром овраге далеко в лесу.

«Бесславно, горько, обидно! – думал Гилион, вытирая с лица последнюю слезу. – Но Карина и ее ублюдки, жалкие трусы, казематные крысы, заплечных дел мастера, интриганы, мерзавцы, подонки… они не учли одного! Я жив, я вырву победу из их грязных рук, я найду вора, доставлю его к герцогу, а затем… затем буду мстить! Плевать на карьеру, в тартарары благоразумие! Я командир, я должен исполнить последний долг, я должен отомстить за своих солдат!»

Несмотря на головокружение и пульсирующую боль в разбитом виске, капитан решительно направился к лестнице. Но вдруг до него дошло, что из подземелья так просто не выбраться. Наверху дежурило много солдат, и для всех них он был или нежелательным свидетелем, или преступником. Пропустившую его отряд в Зал Древности роту охраны наверняка целиком взяли под стражу, Палачи Корвия допрашивают их, пытаясь наспех сфабриковать заговор и обвинить гвардейских офицеров в государственной измене.

«Избитый ход, но очень действенный, – размышлял офицер, опустившись на ступени мраморной лестницы и пытаясь найти в груде сваленного в кучу оружия свой меч. – Конечно, сами разведчики Библиотеку не сторожат, доверили это неблагодарное занятие или страже герцога, или коллегам из местной тайной канцелярии. На понимание и тех, и других трудно рассчитывать. В Самбории герцог новый, он ставленник принца Андера, а значит, враг моему господину. Корвий ведет собственную игру, но чаще всего примыкает к лагерю принца. Нет, в Торалисе мне оставаться опасно, нужно как-нибудь выбраться за городские ворота и просить защиты у местных дворян. Почти все землевладельцы Самбории приверженцы герцога Лоранто. Старый управитель провинции был близким другом казначея и земли раздавал только сторонникам нашего лагеря. Самый верный из них, граф Карвол, к тому же я его лично знаю, несколько раз охотились вместе, да и при императорском дворе раньше часто встречались. Нужно добраться до графского замка и оттуда отправить письмо в столицу, предупредить герцога Лоранто о провале операции и о возможных инсинуациях со стороны разведки. Только как это сделать, я не могу придумать, как выбраться не только из города, но даже из этого чертова подземелья?!»