Артем Каменистый - Четвертый год Страница 40

Олег склонился к Рите:

— Герцог, похоже, не врет — у него и правда неплохие шансы стать королем. Так что соглашайся, пока он не передумал.

— Я уже сказала все. И Олег, ради Бога, где в этом клоповнике туалет?

Обернувшись к герцогу, Олег виновато произнес:

— Даме не до раздумий о браке — ей срочно надо привести себя в порядок, но она не знает, где это можно сделать.

Герцог недоуменно повел бровями, и указал в сторону ближайшей амбразуры. Там, пьяно покачиваясь, стоял молоденький рыцарь, и мочился прямо на стену.

Рыцарская романтика…

Волок преодолели за неделю. Могли бы и быстрее — толпа хорошая собралась, но подвела техника. Опять не выдержала лебедка кабестана, станина расшаталась, угрожая выйти из гнезда. Использовать ее для перетягивания судна было опасно, так что пришлось работать безо всякой механизации. Команды «Варяга», «Находки» и двух галер вручную перетащили корабль вверх, загрузили по новой.

Здесь пришло время расставаться с арланцами. Хорошие ребята, вот только излишне гостеприимные — после того ночного «пира» половина команды «Варяга» долго страдала желудками. Все же не привыкли земляне к дикости местной кухни.

«Находка», дожидавшаяся «Варяга» выше волока, устроила сюрприз. Снялась с якоря, и без паруса и весел бодренько пошла к берегу, оставляя за собой пенящийся след на потревоженной воде. И лишь расслышав характерное тарахтение двигателя, Олег все понял — наконец-то у землян появилось первое моторное судно.

Глава 12

Фреона река не маленькая, местами километров на пять, а то и семь растекается. Выше Нары она немного сужается, но все равно не ручей. Настоящая Амазонка этого мира. Далеко на севере начало берет, никто толком не знает где, да и не надо это знать — пустое любопытство. Не пришло еще сюда время великих географических открытий.

Всем богата река — птицу разную сотнями бить можно, норки, бобры, ондатры, выдры, мелкая речная креветка, и огромные темные раки. Ну и рыбы, конечно, разной много.

Может ее и много, только вот ловить не везде можно. На быстрой струе сети ставить неудобно — быстро затянет мусором и травой. Да и глубины тут иной раз бездонные, а где глубина, там речных монстров хватает — громадных сомов да белуг, под полтонны весом, или скромных щук да сазанов… под полцентнера. Такое чудовище порвет легкую сетку и не заметит, а попробуй потом новую свяжи, или эту почини… На песчаном мелководье не хочет рыба путаться, видит почему-то грубые нити хорошо, и не подходит, не хочет в уху попасть. А вот в протоках плавней самая благодать — вода темная, будто озерная, течения нет почти, а рыбы всякой завались. Тут тебе и лещ жирует, и карась, и окунь — в очередь перед сетями выстраиваются. А уж стерлядь тысячными стаями идет лакомиться личинками комара. Естественно — здесь же комариный рай.

Паша хлопнул по лбу, взглянул на кровавое пятнышко, оставшееся на ладони:

— Вот же гад! Насосаться успел!

Дядька Сергей покосился на подростка, недовольно буркнул:

— Комаров что ли никогда не видел? Давай помогай, а то до ночи не управимся.

Подавив досадливый вздох, мальчишка взялся за очередную рыбину. Окунь рыба, конечно, вкусная, но подлая. Чистить ее одно мучение, но выпутывать из сетей и вовсе ад — колючая зараза, и уж если запутывается, то запутывается основательно. И надо же такому невезению случиться — всю сеть забило колючим полосатым разбойником.

Сломав рыбине жаберную крышку, Паша обернулся к мешку, замер, перевел взгляд вдаль, к берегу, где в просвете среди тростника что-то промелькнуло. В следующий миг чуть не крикнул от испуга, отчетливо разглядев хайта. Громила-ракс, прошагав в просвете, скрылся из виду, но следом прошло сразу двое.

Осторожно дернув старшего рыбака за рукав холщовой робы, парнишка громко шепнул:

— Дядя Сережа, там хайты, на берегу.

— Что ты мелешь? Какие тут хайты?

Рыбак обернулся, взглянул на берег, тут же съежился, вжимаясь в днище лодки.

— Мать моя! И точно хайты! Бросай сеть, давай-ка ближе подгребем, глянем на них.

— Зачем?! Надо уходить отсюда. Пока не заметили!

— Тише ты! Не заметят они нас среди тростника, а заметят, так не страшно — уйдем на лодке легко. Глянуть надо, сколько их там, а потом уж к Кругу бежать докладывать…

Деревянное весло осторожно опустилось в воду, легкая лодочка иглой скользнула вперед, послушно замерла перед стеной тростника. Вглядываясь сквозь заросли, дядька Сергей довольно констатировал:

— Не… немного их… Передавим их легко. Бери весло — к поселку пойдем.

Гонец нашел Добрыню на мельнице, где тот, используя свою недюжинную силу, помогал устанавливать новые жернова. Запыхавшийся паренек сходу затараторил:

— Хайты! Возле поселка Носова хайты!

— Много?

— Вроде бы нет. Они вышли к реке, как раз к тому месту, где клоты их корабль захватили во время боя на Платиновом ручье. Круг сказал, что это, наверное, вернулись те хайты, которые тогда в болото ушли. Вернулись к своему кораблю — а корабля-то уже нет давно!

— Да иди ж ты! Времени-то уже прошло чуть ли не два месяца! Это как бы они выжили в том болоте?!

— Не знаю. Но их вроде тридцать или сорок, а в том отряде было около шестидесяти. Так что если это и они, то потрепало их хорошо.

— Ну, раз их так мало, то зачем тебя Круг к нам прислал?

— Так они, похоже, поняли, что корабля не будет, и пешком вверх пошли, вдоль берега. Наши пока соберутся, те уже далеко упрутся. Да и искать их посуху в этих плавнях трудно. Круг просил корабль послать, опередить их. Если высадиться на болотном перешейке, то там их и подкараулите. Обойти то место трудно им будет: слева река, справа трясина.

— Дело говоришь. Ладно, сходи в столовую, покушай, потом назад плыви, скажи Кругу, что корабль мы вышлем.

Позабыв про жернова, Добрыня припустил к поселку. Не обращая внимания на рабочих, возившихся с установкой створок ворот, пробежал к скале, издалека углядел Макса, замедлил шаг.

Охотника болота истрепали крепко — до сих пор не отошел. Исхудал заметно, а набирать вес не спешил, да и бледность нездоровая в глаза бросалась. Врач ему, как и Дубинину, давно уже не требовался, но если Дубина вполне оклемался, и уже ходил в плавание к разлому, то Макс нос из поселка не высовывал. Сидел днями на завалинке, или скамеечке, и стрелы готовил. Стрелы у него, конечно, ладные получались, вот только не для него это дело — не для него. Охотник он хороший, и воин добрый, надо как-то его встряхнуть, вытащить их той трясины, что в душе у него растеклась.