Алексей Пехов - Пересмешник Страница 40

Небольшая комната с железной кроватью, прикрученной к полу, грязно-зеленые стены, кафель на полу, куполообразный покатый потолок с потрескавшейся штукатуркой, электрическая лампа накаливания за стальной сеткой, ржавый умывальник в углу и стальная дверь с решеткой.

Камеры в Скваген-жолыде за семь с половиной лет не претерпели никаких изменений. С одной стороны, это обнадеживало. Гораздо неприятнее было бы очнуться в «Сел и Вышел», увидев на двери печать Изначального пламени. С другой стороны — ничего хорошего от жандармов я не ждал.

Я вспомнил нападение Ночного Мясника, вспомнил о боли в бедре, но вместо ножевого удара увидел лишь красную кожу и маленькую ранку. Судя по тому, что я здесь, жандармам не удалось поймать убийцу. Они сочли, что меня им будет вполне достаточно, следовательно, мне предстоит не слишком приятный разговор со служителями правопорядка.

Моей старой одежды не было — ее заменил серый тюремный комбинезон. Голова стала кружиться сильнее, начался мелкий озноб, и я пожалел, что здесь нет одеяла.

Сейчас мне оставалось только ждать, и я подумал, что ситуация страшно напоминает то, что произошло со мной семь с половиной лет назад. Тогда я тоже потерял сознание, а очнулся за решеткой с целым возом обвинений в убийстве на шее. Очень несправедливо было бы получить от жизни вторую такую игральную карту.

Пока я здесь лежал, мне вновь снилась та ночь, которая изменила всю мою жизнь. Тогда я слишком много играл, был молод, глуп, вспыльчив и горяч. Влюбленный и оскорбленный идиот решил, что все сойдет ему с рук, полез туда, куда не следует, и получил по полной.

Мое сердце все еще бьется, но мое имя в таких пятнах, от которых нельзя отмыться и за тысячу лет. Я посмотрел на свои руки, сейчас лишенные перчаток, и вспомнил казнь в Скваген-жольце. От нее на ладонях и запястьях остались тонкие шрамы, говорящие о том, что я никогда не проживу, как другие лучэры, сто, а быть может, и двести лет.

Если мне повезет, я протяну еще лет пять, а потом сердце, лишенное энергии Изначального пламени, остановится, а мозг уснет. Если не повезет — умру в любое мгновение. Я живу в долг, и каждый день жду Двухвостую кошку, стараясь не думать о ней.

Вот будет забавно, если жандармы найдут чэра эр'Картиа бездыханным, объявят, что страшный убийца мертв, а спустя пару дней Ночной Мясник прибьет еще кого-нибудь, например, старшего инспектора Фарбо.

Жаль, что сейчас рядом нет Стэфана и Анхель. Они бы отвлекли меня от тяжелых мыслей, бесполезного самокопания и попыток представить, как бы сложилась моя жизнь, настоящая жизнь, которой я оказался лишен из-за собственной глупости и горячности.

Впрочем, вряд ли бы я тогда изменился так сильно. Так бы и остался недалеким ершистым дураком, отлично играющим в карты и не способным видеть дальше своего носа. Удивительно, как меняет некоторых лучэров смерть, стоящая за плечом. К примеру, Данте все еще не может привыкнуть ко мне. Однажды он даже пошутил, что большинство жителей Рапгара следует посадить в тюрьму, так как это должно повлиять на них в лучшую сторону. Тогда я рассмеялся вместе с ним, поддержав шутку и нисколько не чувствуя себя обиженным. Любая грубость в устах старины Данте перестает таковой казаться.

Шаги нескольких человек я услышал минут через десять, когда озноб стих и у меня начался жар.

В решетчатое окошко заглянула усатая рожа, загремел замок, и в камеру протиснулся старший инспектор Фарбо. Его бульдожья морда была мрачна, а голубые глаза лишь на мгновение задержались на мне и вновь уткнулись в тарелку с горячей лапшой, которую он держал в руке. За спиной начальника переминались двое тюремщиков.

— Оставьте нас на минутку, — сказал Фарбо, помешивая лапшу ложкой. — Как вы себя чувствуете, чэр эр'Картиа?

— Все зависит от того, в чем меня обвиняют и почему здесь держат. Если не случилось ничего страшного, мое здоровье резко пойдет на поправку.

Фарбо тяжело вздохнул и запихнул в пасть лапшу. Задумчиво прожевал, пошевелил широченными плечами, запакованными в полосатый пиджак, вот-вот готовый лопнуть по швам.

— Если вы о том, предъявили ли вам обвинения, то обрадую вас — нет, — наконец сказал он и зачерпнул еще лапши. — Но радоваться вам рано, чэр. У нас к вам множество вопросов.

— Если обвинений нет, я не понимаю, что здесь делаю. — В моем голосе появилась сталь.

Он вежливо поднял рыжеватые брови:

— А куда нам было вас девать, извольте полюбопытствовать? Отвезти домой? В таком заведении, как Скваген-жольц, существует определенный порядок и процедуры, которые мы не смеем нарушать даже ради столь уважаемого чэра, как вы.

В слове «уважаемый» слышалась явная издевка, но в данный момент я равнодушно пропустил ее мимо ушей.

— К тому же, — он вытянул губы трубочкой и втянул в себя длинную лапшину, — к тому же вас застали на месте преступления, рядом с телом слуги правопорядка. Обычно после этого везут не до дома. И вы все равно были без сознания. Так что у нас хватило времени проверить все хорошенько, прежде чем принимать решение.

— Из всего этого, как я понимаю, следует, что вам не удалось поймать убийцу.

— Если было, кого ловить. — Мне его улыбка не понравилась. — Но, как я говорил, вас пока ни в чем не обвиняют.

— Жандармам следует быть чуть порасторопнее, господин Фарбо. Тогда убийца оказался бы в ваших руках уже сегодняшней ночью.

— Да ну?! — Его ложка стукнула о дно миски. — Я хочу сказать, с чего вы так решили?

Было видно, что он не собирается быстро отказываться от теории, что преступник — я.

— Я ранил его.

— Вы ошибаетесь, чэр. Ваш амнис всего лишь отрубил лапу хаплопелме, которая патрулировала район. Но она была столь любезна, что не разорвала вас в клочки, а всего лишь ужалила.

Я выругался про себя. Сгоревшие души и Изначальное пламя! Вот уж действительно, у страха глаза велики! На меня напала хаплопелма!

— Так что от обвинения в нападении на офицера Скваген-жольца вы не отвертитесь. — Он мстительно улыбнулся.

— Перестаньте, — отмахнулся я. — Она упала на меня с крыши. Почти в кромешной темноте, и мне не оставалось ничего другого, как защищаться, потому что я был испуган увиденным. Это докажет любой адвокат. Ваши обвинения так же глупы, как те, что вы вместе с покойным Греем предъявили мне семь с половиной лет назад.

Его лицо тут же окаменело, но я плевать на это хотел:

— Так что давайте от угроз сразу перейдем к делу. Что вам нужно, инспектор?

Он пожевал челюстями, явно прикидывая, не сможет ли запереть меня здесь еще хотя бы на недельку, и с сожалением вздохнул: