Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – штатгалтер Страница 40

Он вздохнул.

— Слушай, дурачок. У человека ад и рай раньше были просто в дальних землях. Потом, когда земли освоили, решили, что рай и ад где-то на островах в океане. В плоском мире жили и плоско мыслили. Потом поумнели и додумались до трехмерности. Рай где-то наверху, выше облаков, а вот ад глубоко внизу, ниже самых дальних пещер... Ты и сейчас так мыслишь?

Я ощутил затруднение, этот просвитер из Африки попал точно, но я пожал плечами и ответил с небрежностью:

— Как мудрый политик, я занимаюсь политикой, а не теологией.

— Значит, так и думаешь, — сказал он. — Ад, по-твоему, где-то внизу.

Я буркнул:

— А на самом деле?

Он саркастически улыбнулся.

— Я же сказал, везде. Он отделен от этого мира такой тончайшей пленкой, что пройти на ту сторону ничего не стоит. Он даже ближе, чем твоя собственная кожа! Каждый из нас носит ад в себе, не знал?

Я спросил настороженно:

— А... рай?

— То другое дело, — ответил он. — Сам понимаешь, в ад ты зайдешь легко... именно ты, потому что душа твоя чернее Люциферовой, а вот к вратам рая тебе не позволят подойти и близко.

Сердце мое стукнуло тревожно и радостно, еще не сообразив, пугаться или верещать от счастья.

— И что... как я могу?

Он ответил бесстрастно:

— Да тебе стоит только сильно захотеть. Но меня уволь от такого зрелища. Всего лишь взять в обе руки дьявольский меч, на рукоять которого я не могу смотреть без отвращения...

Он сардонически улыбнулся, исчез за мгновение до того, как вся комната погрузилась в темноту.

Я сотворил шарик света, зажег все свечи в кабинете, но усидеть не мог, не поднялся, а вскочил из кресла. Сердце стучит все чаще, сделал несколько шагов по кабинету.

Все равно что-то он недоговорил. Если бы в ад зайти было легко, туда бы ломились целые толпы посмотреть, что там и как. Или обратно таких не выпускают?

Предостерегающий холод прокатился по телу. Это же могут и меня не выпустить? Хотя за Люцифером должок, как он сам признал...

Но как, каким амулетом или талисманом открыть портал в тот мир? Вообще-то Тертуллиан ничего не сказал насчет талисманов. Только то, что я со своей чернотой могу пройти фейсконтроль, как бы свой в доску или хотя бы частично свой.

Могут по-своему спастись невежды, дураки и даже идиоты, но позволительно усомниться, чтобы в замысел Царства Божьего входило население его невеждами, дураками и идиотами. Мы как-то умело подзабыли, что апостол рекомендует нам быть младенцами по сердцу, а не по уму! Потому я просто уверен, в Царстве Небесном не встречу ни одного невежды, ни одного дурака.

А вот в аду их должно быть очень много. Не знаю, радоваться или тревожиться, знаю только, что печалиться не буду. Но как же все-таки пройти через эту несокрушимую для всех стену, если даже демоны не могут выйти оттуда и побуянить среди слабых людишек?

Да что там демоны, даже высшие из темных ангелов не могут, если не считать те единицы, которые, видимо, соблюдают какие-то правила: это Азазель, Махлат... да тот же Сатана, который вообще как-то стоит в сторонке и ни в чем грубом не участвует. Идеолог, видите ли, белая кость, мыслитель, глубокий стратег... Надо будет как-то разобраться, а то его функции словно бы разбросаны по самым разным демонам, в то же время и он есть весьма весомо, зримо, в чем-то именно глава, хотя вот в аду совсем другие командуют...

От мыслей снова накалилась голова, череп уже потрескивает, я ходил взад-вперед, мычал и всхрюкивал от бессилия, наконец внезапная мысль стрельнула в голову с такой силой, что в глазах сверкнули искры. Сосредоточился, даже зажмурился, внутри попискивает трусливое «не рискуй, это опасно...», но сжал челюсти и как можно тверже напомнил себе, что в Храме мне помогли подчинить эту штуку, так что давай, двигайся, ты же можешь...

Пальцы ожгло холодом, на обе ладони опустилась недобрая тяжесть. Я распахнул глаза и постарался смотреть без страха, это теперь моя черная корона, я хозяин, мне подчиняется и выполняет мою волю, нужно только держать ее в узде, всесилие подталкивает быстро и опасно соскользнуть к вседозволенности, что весьма чревато, на ней талантливые дураки чаще всего и горят.

Ощущение снова странное, корона выглядит невесомой и в то же время словно бы весит больше горного хребта, но где-то в другой реальности.

Я поднял ее обеими руками и медленно опустил на голову. Край сдвинулся на чело, что вообще-то лоб, но сейчас это чело, все-таки при короне, какой может быть лоб...

— Все, — прохрипел я пересохшим ртом, — теперь отступать позорно...

Меч Вельзевула не противился, когда я потащил его из ножен, вообще ничего не произошло. Я осторожно взял за рукоять обеими руками, снова ничего, крепче сжал пальцы. Все, как и было, что-то я пропустил, не получается, а мне же так нужно встретиться и поговорить с Вельзевулом...

Красное пятно возникло прямо перед моим лицом. Я задержал дыхание, чувствуя, как сильно-сильно стучит сердце. Не успел всмотреться, как пятно расширилось до размеров садовой калитки.

По ту сторону багровое выжженное плато, пылающие желтым огнем под сильным ветром кустарники, жуткое багровое небо, таким бывает на закате, но сейчас там тучи — не просто тучи, а исполинские каменные уступы красного и темно-красного цвета, а само небо я бы не решился назвать небом...

— Сработало, — прошептал я едва слышно и не двигаясь, словно это какая-то редкая бабочка, спугну и больше никогда не увижу, — щас, щас, подожди чуть-чуть...

На цыпочках я отступил, поглядывая на портал опасливо одним глазом, тот не расширился и не сузился, края подрагивают, как щупальца молодой медузы.

— Ну что я за трус, — прошептал я с сильно бьющимся сердцем. — Поехали же! Или погнали...

На той стороне в десятке шагов горят кусты, ветер срывает искры и лохмотья черного дыма, безрадостно и тоскливо даже смотреть отсюда, а уж оказаться там...

Стиснув зубы и задержав дыхание, я нагнулся и пролез, держа меч обеими руками, на ту сторону. Жаркий сухой воздух ворвался в глотку, я закашлялся, отвернулся и со страхом увидел, что портал в мой мир исчез, и даже не скажу теперь, в каком месте он был.

Теперь ощутил и жар, услышал свист злого ветра. Воздух злой и жаркий, если вот так постою еще, иссохну, как доисторическая ящерица, превращусь в окаменевший трилобит.

Я огляделся, теперь стоять с мечом в руках как-то глуповато, сунул клинок в ножны и с усилием заставил ноги переступать по накаленной почве, а то вот-вот задымятся подошвы. Спекшаяся в красно-коричневую корку земля хрустит, рассыпается под сапогами в удушливую пыль, выпускает отвратительно черные комочки шлака.