Степан Мазур - Клятва рода Страница 40

«Спокойно ночи, мама. Я уже позавтракал».

— Блондин, только не делай вид, что умираешь. К смерти готовиться бесполезно. Они сама приходит. Без приглашения. Свой смертный час знают только святые и пророки. Ни до тех, ни до других тебе, и прошагав все пустыни мира, не добраться.

«Чебурашка, почему ты такой страшный?»

Гость соскочил с подоконника, подошел к кровати, и Сема… почувствовал себя гораздо лучше.

— Спаси строптивого, у меня еще дела… — донеслось до Семы.

Палата опустела.

Тело снова жило, словно не было истерзано ядом и обезвоживанием, словно жил две недели в добротном пансионате, откармливаясь, отдыхая и хорошо тренируясь.

Сема парой рывков посрывал бинты и вскочил с кровати. Босые ноги донесли его до разбитого окна, и палец трижды укололся об острие. Ощутил боль. Смотрел на капающие капли крови. Ждал, что галлюцинация смениться другой, но… ничего не происходило. Все так же горели над головой лампы, была распахнута дверь, и старая карга, проклявшая шесть веков назад чьи-то души, все так же была рассыпана по асфальту неумолимой гравитацией.

— Е-мое, — обронил Сема, останавливая кровь и разглядывая палату в поисках одежды. — Неужели мир и вправду сошел с ума? Или ум — лишь одна из определяющих категорий мира? Совсем не главных?

Леопард вышел в коридор и посмотрел на беспорядочно валяющиеся тела. Кровь была на полу, на стенах, на потолке. Безмолвная тишина прерывалась лишь шлепаньем его босых ног. Обнаженный, он переступал через тела, пачкаясь в крови, но двигаясь к выходу. Срам, холод улицы, да все вместе взятые постулаты мира не смогли бы заставить его снять одежду с мертвых.

Безответный вопрос прокатился по коридору, прежде чем вышел на лестницу:

— Неужели и он потерял свою вторую половину?

И чуть позже:

— Стоп, стоп, стоп! А что, меня только что брат Скорпиона спас? Значит, он существует?.. А я-то еще существую?

Все категории ответов смыло одной большой волной потревоженного разума, не оставив и зацепки. До грани сумасшествия один шаг. И грань все тоньше и тоньше.

Скорпион.

Пытки памяти — 4.

Светлый туман снова обозначил знакомую по ощущениям фигуру. От нее веяло холодом и спокойствием. Несокрушимый и вечный, как гранитная могильная плита, Меченый снова пришел к нему.

Сергей, примиряясь, обронил:

— Скажи мне, Меч, Сема выживет?

— Сокращаешь мое прозвище? Не ты ли говорил, что урезание есть деградация?

— У тебя есть прозвище, но нет имени. Почему ты не взял себе имя сам, если не нарекли родители?

— Имя привязывает тебя к телу, к жизни, к миру вокруг. А я всегда свободный. Как ветер.

Скорпион всмотрелся в туман, стараясь углядеть глаза брата, но серая завеса их надежно скрыла. Снова обронил в пустоту:

— Сема выживет?

— Не буду тебя обнадеживать. Нет. Яд он нейтрализовал, доза была несравнима с твоей, но от опеки без помощи избавиться не сможет. Я не могу гарантировать, что кто-то ему, кроме меня, не поможет, но аватары инертны, папашка твой себе на уме, а мелкий росток под названием Антисистема понятия не имеет, что творится в частной больничке эмиссара Нежити… Решать тебе.

— Ты можешь вмешаться?

— Конечно, могу. Но ничего не бывает просто так… Услуга за услугу.

— Что, — усмехнулся Скорпион, — продать тебе душу?

— К чему мне твоя душа? Просто позволь мне иногда говорить от твоего имени.

— Ты же столько наговоришь… И к чему тебе это, если я вот-вот пройду этот туман без надежды на возвращение?

— Выбор у тебя невелик. Да и глупо было бы брать с тебя это позволение, если бы я не был уверен, что ты не выживешь. Но жизнь жизни рознь. Ты можешь жить полной жизнью, а можешь с ощущением, что парой-другой слов обрек самого близкого друга на смерть.

Сергей лег на туман и поплыл, словно подгоняемый неторопливым течением. Решение давалось нелегко.

«Позволить говорить чужому от своего имени — потерять свое имя. Но позволить умереть брату — потерять имя еще раньше. Стоит ли жизнь побратима имени?»

— Хорошо, ты можешь говорить от моего имени. Но я оставлю за собой право когда-нибудь сказать тебе: «Хватит!»

— Договорились. Руку жать не буду — ты все-таки в коме, кровью расписываться тоже не стоит — я не мелкая нежить… Пойду я, пожалуй. Или ты хочешь еще что-то спросить?

— Брат, почему мать покинула сотворенный Велесом резервационный рай?

— Денница вынудил.

— Можешь рассказать?

— Дела семейные. Почему бы и нет? Первое время Денница вместе с Люцифером работали на Велеса. Только вирус любви со времен Рода — страшная штука. Денница поднял восстание против Велеса. Он же не был бесполым ангелом, как вся братия Волохатого.

— Но Денница же правил до Велеса?

— Не торопись, дай доскажу… Конечно, восстание было ради нее. И занеся меч над Адамом, взял с нее обещание уйти вместе с ним. Она ради него и ушла. Только Тартар не то место, где время долго течет в нормальном русле. Оно течет не медленно и не быстро — скачками. Взад-вперед. Чертовы часы со спятившим циферблатом. Она вышла на поверхность в свое прошлое… Точнее, еще до него. Велес создал Эдем порядка шести тысяч лет назад, а я, первый ее сын, родился двенадцать тысяч лет назад. Дена же выкинуло еще дальше «назад». Это все было бы довольно сложно, если бы не было так просто. Объясняю на пальцах: то, что в сакральном мире выглядит как битва богов, в мире физическом называется эволюцией. Только чтобы не допустить фатальных ошибок, прошлое, настоящее и будущее так плотно связаны, что каждое действие в любой момент времени влияет на все три времени. Это как буква «Ж». Точка пересечения, и из нее три пути возможного будущего и три пути возможного прошлого. Понять это можно только на праязыке, потому что в обрезанных языках такой буквы нет. Истина скрыта. Все, как и хотел Велес, запутав народ сотворением человека. Но не из камня, не из дерева или глины ты не слепишь свое подобие. Подобие может передаться только по родству. Сейчас я передам тебе много информации, и сразу ты не поймешь даже часть. Поймешь только со временем, вдумываясь в каждый сюжет. Но если не примешь того факта, что конец света, Рагнарок и Апокалипсис уже были, живи простой жизнью и просто сошлись на меня. Хорошо?

— Обдумаю. Можешь ли прежде рассказать, как появился прачеловек?

— Могу песней. Ее в тринадцатом веке пела одна дева. Инквизиция сожгла ее на костре за то, что не желала покупать индульгенцию. Я в отместку разделил католиков… Но ее-то не вернуть.

Сергей промолчал, ощущая братскую боль. Меченый повысил голос и запел гласом той, что когда-то сгорела: