Генри Олди - Нопэрапон Страница 40

Перрон встретил нас гулкой пустотой, одинокими фигурами коллег по несчастью, полуночников-встречающих; и еще — закрытым наглухо буфетным киоском, который, судя по надписи, брал перед народом обязательство работать круглосуточно.

Буфет нам был не нужен, но — дело принципа.

Олег с Ленчиком отошли чуть в сторону и принялись обсуждать какие-то изменения программы в группе инструкторов-стажеров, а я достал сигареты и закурил. Дела сэнсейские — не про меня. Ленчик же не влазит с советами, когда мы при нем свои сюжеты обсуждаем! Ленчик умный, и я умный, и Олег тоже ничего, а вокруг… нет, не так. Ошибочка вышла. Ленчик дурак, и я дурак, и Олег дурак круглый-нешлифованный, а вокруг сплошные умницы-разумницы табунами бегают. Во всем разбираются, куда пальцем ни ткни! — в медицине они патологоанатомы, в литературе гоголи-моголи, в политике канцлеры-премьеры… Про «кулачный бой» я даже не говорю, здесь каждый — Ван Дамм. И вам, значит, дам, и нам дам, и по мордам, и по-всякому. Влезешь, бывало, в сеть (причем в литературные конференции, не в спортивные!) — и взгляд сам спотыкается о свежую мудрость поколений типа:

«Для противостояния вооруженному противнику вполне достаточно пяти-шести лет занятий любым из боевых стилей либо трех-четырех лет в одной из энергетических школ; так что любой, дошедший до уровня „Advanced“…»

Очень хочется взять себя в руки. А еще взять в руки… нет, не топор. Я все-таки не убийца виртуальных трепачей, да и лавры Раскольникова меня не прельщают. Возьмем, для вящего примера, ручку от швабры. Толстую такую ручку, лучше дубовую. И попытаемся сим весомым аргументом доходчиво объяснить автору мудрых строк: великий и могучий уровень «Advanced» — это в компьютерных играх, где всегда можно перезагрузиться после неудачного противосидения или противолежания; да еще в тусовке для лысых орлов, птиц не столь редких, как утверждает Красная книга.

О боги мои, яду мне, яду!

Дусту мне, дусту!…

Пять— шесть лет… срок, реально годный лишь для противостояния совершенно конкретному противнику, вооруженному самомнением и гордыней. Самому себе. Сумеешь победить, сумеешь понять, как мало ты знаешь-умеешь и как это здорово, потому что впереди непочатый край работы… «так, что любой, дошедший до уровня „Advanced“…»

«У— у-у, повбывав бы!» -как в старом анекдоте.

— …Поезд номер пятьдесят четыре Владивосток — Харьков опаздывает. Время прибытия будет сообщено дополнительно. Повторяю…

Ну вот, накаркал!

Я щелчком отправляю окурок «Данхила» на рельсы.

— Пошли внутрь, на второй этаж. Там это… которое «У Галины». Наверняка открыто.

Эх, если б знать, сколько нам тут торчать придется?…

Народу «У Галины» было раз-два и обчелся. Но, по крайней мере, здесь светло и уютно. Кофе, сваренный в керамической джезве, оказался на удивление неплохим — крепкий, горячий и в меру сладкий. Ленчик вместо кофе взял яблочного соку и теперь неодобрительно наблюдал, как мы с Олегом гробим свое здоровье «черным ядом». Ленчик у нас человек широкой души, он не только к своему здоровью относится бережно. Наблюдать безответственность других он тоже не любит.

Но обычно молчит.

Красноречиво так молчит, деликатно.

— Ишь, расселись, будто у мамки на пирогах… Кофий хлещут, а прибраться и не дадут!… Совсем бабку замордовали…

Да слышим мы, слышим!

Вот она, «Родина-мать зовет!» — решительная бабулька в синем халате уборщицы и со шваброй наперевес. Вот кого бы на сетевых «знатоков» напустить — чтоб она их шваброй, шваброй, как тараканов!

Увы, пока что приходится ретироваться нам. Однако вскоре бабулька с бормотанием «Ходют тут, ходют, топчут, насерут да пойдут, а ты мети…» добирается и до резервных позиций командования. Посмеиваясь, мы возвращаемся обратно.

Прямо в объятия (к счастью, фигуральные) дядьки-бомжа — деловито оглядевшись по сторонам в поисках пустых бутылок и не обнаружив таковых, дядька хромает в нашу сторону.

— Мужики, трубы горят! Дайте на пиво — сколько не жалко! Другой бы врал, что на хлеб, — а я честно говорю!…

Честная наглость бомжа вознаграждается горстью мелочи. Деловитая благодарность, пересчет пятаков и гривенников — и дядька радостно спешит к стойке, разом забыв про хромоту.

Пускай его поправляется.

Здоровье дороже.

— Олежа, глянь…

Вроде бы расслабленная поза Ленчика, облокотившегося о край столика, ничуть не изменилась. И голос прежний: тихий, спокойный… Слишком спокойный. И поза — слишком расслабленная, чтобы быть таковой на самом деле. Даже если не знать, когда Ленчик называет моего соавтора не «Семенычем», а «Олежей»…

Олег поправляет сползшие очки, затем слегка поворачивает голову, отслеживая взгляд Ленчика. Мне для этого надо обернуться — что я и делаю, имитируя поиск некоего предмета в сумке на полу.

Вон, в углу зала ожидания.

Четверо.

Двое держат третьего под локти, а четвертый бьет: коротко, без замаха. Грамотно бьет, без суеты, и при этом весьма удачно закрывает избиваемого собственным телом. Если не приглядываться, вплотную пройдешь — не заметишь! Если не приглядываться… да, парня бьют всерьез. И крикнуть он не может — удары под ложечку раз за разом вышибают у него дыхание. Вон, коленки тряпками болтаются, только на мучителях и висит…

Разборка? Странно: ни бритых затылков, ни кожаных курток, и с виду не качки вроде…

Но парню от этого не легче.

А наша милиция нас бережет, как обычно, где-то в другом месте.

Нет, это, конечно, не наемные убийцы, и не сакайский переулок XV века, но…

— Олежа… подойдем, а? Забьют ведь…

Пауза.

Старая, знакомая пауза.

— Подойдем.

Олег с Ленчиком как-то незаметно и едва ли не синхронно перепрыгивают через низенькое ограждение, отделяющее оазис «У Галины» от зала ожидания. Я чуть задерживаюсь, залпом допив свой кофе, — и спешу следом. Мое дело: держаться сзади и не путаться под ногами. А заодно — прикрывать им спины и без особой нужды не лезть «поперед батьки в пекло».

Что я и намерен делать. В подобных ситуациях излишний героизм хуже керосину. Да и не герой я… герой ведь должен быть один, а я вон в какой компании…

— Мужики, завязывайте! Поигрались, и будет!…

«Мужики» оборачиваются, и я не вижу в их глазах никакой радости по поводу нашего появления.

Тот, что бил, молча сует руку под грубо вязанную кофту. Что у него там? Нож? Кастет? Нунчаки? Ствол — вряд ли, но если есть хоть малейший шанс… Рука под кофтой шевелится, сжимается в кулак, взгляд голубых слегка навыкате глаз шарит по нам… останавливается.

Между Олегом и Ленчиком.

Ровно посередине.

Рука под кофтой застыла, заледенела; не движется.