Джордж Брейген - Клеймо змея Страница 40

«Кровь, капающая из сердца, из живого сердца».

Цеенор-Зера чувствовал, что Красный Хрусталь, ставший за тысячу лет частью его собственного тела, действительно таинственно управляет им самим.

В детстве принц мечтал о валузийском троне, о долгих годах правления своим царственным народом. Он возводил бы неприступные крепости, собрал бы армии и освободил родные пределы от жестоких атлантов и казнил бы их гнусного правителя Кулла, чтобы все жрецы в храмах восхваляли славные деяния мудрого правителя Цеенор-Зера. Но сейчас, по прошествии тысячи лет, он мечтал только о человеческой крови, о сердце, которое еще нужно было вырвать из груди. Не он сам обладал Красным Хрусталем, а, наоборот, этот неземной светящийся камень отныне владел им.

Каждую ночь Цеенор-Зера поднимался вверх по земляному ходу из своей пирамидальной опочивальни, каждую ночь он пытался найти следы человека, но, кроме обглоданных временем черепов и скелетов, не находил ничего. Древняя валузииская столица не просто рассыпалась, не просто превратилась в руины, она обернулась невесомым прахом, как крыло мотылька, сгоревшего на костре. Только Владыка Скипетра теперь смог бы сказать, что когда-то на этом месте кипела жизнь, что некогда дворцы из черного мрамора сверкали на солнце кристаллическими гранями, курились благовония в валузийских храмах, приносились жертвоприношения ужасному и могущественному богу Цатогуа и звучали суровые гимны, воспевавшие его силу.

Каждую ночь он покидал свою опочивальню, царапая землю перепонками, твердыми и острыми, как лезвия ножей. Комната находилась недалеко от поверхности земли, но сам дворец уходил глубоко во чрево земли, он словно рухнул в гигантскую трещину, и за тысячу лет ветры занесли его пылью, так что никто не смог бы обнаружить царственные валузийские чертоги на месте бесплодного холма, усеянного человеческими костями.

Где-то там, в черной дали, должны были жить люди. Цеенор-Зера чувствовал, как Красный Хрусталь неумолимо толкает его на поиски, повелевая напоить теплой кровью, но никого не удавалось обнаружить. Пока светило солнце, он не мог покинуть свое укрытие и пережидал невыносимо светлое время в черной комнате. Мысли его порой по-прежнему начинали блуждать по прошлому, по бесконечному лабиринту памяти, тогда огромный дворец-кристалл представал перед внутренним взором его владыки таким, каким был тысячу лет назад, — празднично украшенным и многолюдным.

Цеенор-Зера вспомнил, что во дворце должна была остаться Сокровищница. Когда атланты вторглись в земли его народа, большая часть королевских сокровищ была упрятана в укромные кладовые. Золотые украшения и драгоценные камни невиданной красы, жемчужины огромных размеров и редчайшие кораллы — все это богатство и сейчас должно было оставаться где-то там, в недрах дворца, запавшего в ненасытную гортань земли. Но зачем эти сокровища нужны были теперь? Цеенор-Зера думал только о человеческой крови…

Недалеко от холма, скрывавшего внутри себя мраморный кристалл, сейчас находилось море. Влажный соленый ветер — этот вкус был в одной из ячеек памяти властителя Валузии. Но тысячу лет назад море шумело гораздо дальше, в нескольких днях пути от столицы; чтобы добраться до побережья, нужно было забираться на носилки, в небольшую кабину, обтянутую тканями, и на плечах мускулистых невольников пробираться сквозь дубовые леса по тенистым дорогам.

Несколько раз Цеенор-Зера приближался к морю почти вплотную. Со временем он научился запоминать обратную дорогу по особым, только ему понятным приметам и уже не опасался пускаться в далекие путешествия, пробираясь между деревьями и зарослями кустарника, прячась от ночных птиц и гигантских ежей, рыскавших в поисках добычи по склонам холма, покрытых лесом.

Море глухо шумело по ночам. Волны бурно накатывали на берег и с шипением сползали обратно, шелестели от ветра листья прибрежных деревьев, выходили на берег огромные черепахи, но, кроме этого, здесь ничего больше не было. По-прежнему солнечный свет приносил Цеенор-Зера невыносимые мучения, даже первые нежные утренние лучи вызывали резь в глазах. Лучи жалили даже сквозь прикрытые веки, поэтому он возвращался обратно затемно, лишь только ночное небо начинало бледнеть.

Красный Хрусталь давил изнутри на его грудь и требовал человеческой крови. Но у моря ему не удалось обнаружить даже старых следов. Тогда Цеенор-Зера перевалил вершину холма и направился в другую сторону. Он полз почти всю ночь и обнаружил, что оказался на берегу огромной реки. Во времена Валузии здесь протекал небольшой ручей, петлявший между замками валузийской знати.

Цеенор-Зера осторожно выполз на берег, стараясь рассмотреть в темноте противоположный берег, и неожиданно его ноздри взволнованно раздулись. Порыв легкого ветерка, скользящего вдоль русла реки, принес знакомый дразнящий аромат — где-то выше по течению горел костер, на огне которого готовилась пища, а значит, там находились люди…

Рябой Торх, вождь пиктов, проснулся среди ночи от непонятного тяжелого чувства. Перед сном он плотно поужинал мясом гликона, поджаренным на угольях. Змеиное мясо — тяжелая еда для старого человека, а Рябой Торх считался самым старым в племени, он пережил четыре раза по десять разливов Громовой реки. Недаром поэтому в последнее время он все чаще ловил косые взгляды молодых мужчин: молодежь хотела видеть своим вождем доблестного воина, а не рассудительного старика.

«Четыре раза по десять разливов — так долго люди не живут, — недовольно бурчали они, сидя на корточках вокруг своего костра».

Торх прекрасно понимал, о чем они переговариваются, умолкая при его появлении. Когда-то и сам он так же злословил по поводу зажившегося вождя, переставшего понимать молодых охотников. Вождь вскоре ушел к предкам в сторону Светлого моря, и спустя два разлива Громовой реки племенем стал командовать Торх.

Чтобы успокоиться, вождь снял с шеи ожерелье из человеческих зубов и стал перебирать его между пальцами. Это всегда умиротворяло его, он гладил по одному выдранные клыки и обычно вскоре сладко засыпал, но в эту ночь неясная тревога угнетала, давила на грудь, не давая забыться.

Внезапно Торх все понял. Он задержал в руках один особенно крупный зуб, вырванный недавно у пленного атланта, и неожиданно на него снизошло прозрение. Он даже мысленно поблагодарил Бога Реки за то, что тот не забыл вождя, а послал ему предупреждение.

Еще раз Торх пальцами ощупал зубы, которые только что прошли через его руки. Сомнений не могло быть — такая очередность говорила сама за себя, как он раньше не догадывался об этом… После трех мелких черных клыков шел крупный белый, вырванный недавно у пленного атланта перед его смертью, а потом снова шли три мелких черных. Порядок зубов на ожерелье давно предупреждал об опасности.