Neil Gaiman - Дети Ананси Страница 40

– А вот я, – продолжала она, когда он подошел совсем близко, – могу зубами раздавить кость. Там самое вкусное прячется. Там – самое сладкое, что есть в теле, но никто, кроме меня, этого не знает.

– Я ищу кого-нибудь, кто помог бы мне избавиться от брата.

Запрокинув голову, женщина расхохоталась – диким лающим смехом, громким, долгим и безумным, и Толстый Чарли ее узнал.

– Никто здесь тебе не поможет, – сказала она. – Каждый тут пострадал, когда пытался тягаться с твоим отцом. Тигр ненавидит тебя и твою семью больше всего на свете, но и он даже пальцем не шевельнет, пока твой отец где-то ходит по миру. Послушай: иди по этой тропе. Я тебе добрый совет даю, ведь за глазом у меня пророческий камень. Поэтому поверь мне на слово, помощь ты найдешь, лишь когда отыщешь пустую пещеру. Войди в нее. Поговори с тем, кто ждет там. Понял меня?

– Кажется, да.

Она рассмеялась – нехороший вышел у нее смех.

– Не хочешь сперва задержаться у меня? Я многому тебя научу. Знаешь ведь, что говорят? На свете нет никого злее и гаже Гиены.

Толстый Чарли покачал головой и даже не остановился, а пошел дальше мимо пещер, тянувшихся вдоль скалы на краю света. Проходя мимо каждого черного отверстия, он в него заглядывал. Там были люди всех форм и размеров – крошечные и высоченные, мужчины и женщины. И когда он проходил, когда они выступали на свет из тени, он видел мохнатые бока или чешую, рога или когти.

Одних он пугал, и они отступали в темноту своего убежища. Другие, напротив, подбирались ближе, рассматривали его хищно или с любопытством.

Что-то обрушилось с каменного уступа над одной пещерой и приземлилось рядом с Толстым Чарли.

– Привет, – с отдышкой проговорило оно.

– Привет, – отозвался Толстый Чарли.

Новенький оказался волосатым и легковозбудимым. И с руками и ногами у него было что-то не так. Толстый Чарли постарался понять, в чем дело. Конечно, остальные люди-звери были зверьми и людьми одновременно, но здесь две половинки «без швов» или отличительных черт сливались в единое целое. Если у предыдущих существ животная и человеческая составляющие чередовались, как полосы на зебре, создавая нечто иное, то этот казался одновременно и человеком, и почти человеком, и от такой несуразности у Толстого Чарли зудели зубы. А потом он вдруг понял.

– Обезьяна, – сказал он. – Ты Обезьяна.

– Персик есть? – спросил Обезьяна. – Манго есть? А инжир?

– Извини, ничего нет.

– Дай мне что-нибудь поесть, и я стану твоим другом, – предложил Обезьяна.

Миссис Дунвидди о таком предупреждала. «Ничего не отдавай, – подумал Чарли. – Ничего не обещай».

– Боюсь, я тебе ничего не дам.

– Ты кто? – спросил Обезьяна. – Ты что? Ты какой-то половинчатый. Ты оттуда или отсюда?

– Моим отцом был Ананси, – сказал Толстый Чарли. – Я ищу кого-нибудь, кто помог бы мне разобраться с братом, заставить его уйти.

– Ананси может разозлиться, – сказал Обезьяна. – А это очень скверно. Если разозлишь Ананси, ни в одну сказку больше не попадешь.

– Аианси мертв.

– Мертв там, – сказал Обезьяна. – Возможно. Но здесь? Это совсем другая история.

– Ты хочешь сказать, он где-то здесь?

Толстый Чарли беспокойно оглядел склон горы: от самой мысли, что в одной из этих пещер сидит где-нибудь, покачиваясь в скрипящем кресле-качалке, отец – сидит, сдвинув на затылок фетровую шляпу, потягивает бурый эль из банки и прикрывает зевок рукой в лимонно-желтой перчатке, – становилось не по себе.

– Кто? Что?

– По-твоему, он здесь?

– Кто?

– Мой отец.

– Твой отец?

– Да, Ананси.

Обезьяна в ужасе запрыгнул на валун и распластался по камню, его взгляд заметался из стороны в сторону, точно он высматривал готовый вот-вот налететь смерч.

– Ананси? Он здесь?

– Я об этом и спрашивал, – возразил Толстый Чарли.

Схватившись ногой за какой-то выступ, Обезьяна внезапно перевернулся и свесился вниз головой, так что его физиономия уставилась вверх ногами в лицо Толстого Чарли.

– Я иногда возвращаюсь в большой мир, – сказал он. – Там говорят: «Обезьяна, Обезьяна, приди, мудрый Обезьяна. Приходи, мы припасли для тебя персики. И орехи. И личинки. И инжир».

– Мой отец здесь? – терпеливо спросил Толстый Чарли.

– У него нет пещеры, – отозвался Обезьяна. – Будь у него пещера, я бы знал. Наверное, знал бы. Может, у него была пещера, а я забыл. Если дашь персик, мне будет легче вспомнить.

– У меня с собой ничего нет, – сказал Толстый Чарли.

– Никаких персиков?

– Совсем ничего.

Качнувшись, Обезьяна вновь оказался на валуне и одним прыжком исчез, а Толстый Чарли пошел дальше по каменистой тропе. Солнце спустилось, висело теперь почти вровень с тропой и горело темно-оранжевым. Утомленные лучи забирались в пещеры, показывая, что каждая из них обитаема. В этой – с серой шкурой и смотрит близоруко, наверное, Носорог. А в этой – цвета гнилого бревна на мелководье, с черными, как стекло, глазами Крокодил.

За спиной у него что-то загремело, задребезжали посыпавшиеся камешки, и Толстый Чарли обернулся. Касаясь костяшками пальцев тропы, за ним стоял Обезьяна.

– У меня, честное слово, нет фруктов, – сказал Толстый Чарли. – Иначе я тебе дал бы.

– Мне тебя жалко, – откликнулся Обезьяна. – Шел бы ты домой. Это очень, очень, очень, очень дурная мысль. Да?

– Нет, – сказал Толстый Чарли.

– Ага, – забормотал Обезьяна. – Ну и ладно, ладно, ладно, ладно, ладно.

Он на мгновение застыл, а потом вдруг внезапным рывком пронесся мимо Толстого Чарли и остановился возле пещеры в некотором отдалении.

– Сюда не ходи, – крикнул он, указывая на вход. – Плохое место.

– Чем? – спросил Толстый Чарли. – Кто там?

– Никого! – победно ответил Обезьяна. – А значит, не он тебе нужен, верно?

– Да, – согласился Толстый Чарли. – Верно.

Обезьяна подпрыгивал и верещал, но Толстый Чарли решительно прошел мимо него и стал карабкаться по камням, пока не добрался до входа в пустую пещеру. Отсюда казалось, что солнце окрасило скалы на краю света алым, почти как свежая кровь.

Толстый Чарли устал, очень устал. Бредя по тропе вдоль гор в начале света (это всего лишь горы на краю света, если подходишь с другой стороны), он чувствовал нереальность происходящего, да и самому себе казался бестелесным. Эти горы и их пещеры – из того же материала, из какого были сотворены самые старые сказки. А ведь они возникли задолго до появления людей – с чего вы взяли, что люди первыми начали рассказывать сказки? И когда он ступил с тропы в пещеру, Толстому Чарли почудилось, будто он попал в чью-то чужую реальность. Пещера была глубокой, а ее пол – в белых пятнах от птичьих погадок. Еще на полу были перья, и тут и там, как растрепанная метелка для пыли, темнел высохший трупик птицы.