Николай Толстой - Пришествие Короля Страница 40

И, раскрыв сверток, Рин показал всем женский мизинец. И на нем, не оставляя ни у кого никаких сомнений, было всем знакомое золотое кольцо принца Эльфина. Это было колдовское кольцо, которое однажды нашел Эльфин, когда отправился на берег собирать дарованную морем пищу И вот! — увидел он мертвое тело, качающееся на волнах. Никогда не видел он тела прекраснее, и на пальце его нашел он это кольцо.

— В знак любви ко мне, — продолжал принц Рин, улыбаясь приятным воспоминаниям, — принцесса позволила мне пред тем, как отошла ко сну, выпив слишком много вина, взять у нее это в знак своей любви. Я закрыл ее рану паутиной, и, пока этот прекрасный палец будет со мной, то, даже будучи при дворе своего отца в Деганнви, буду я обладать и ею.

Я увидел, что Эльфин поверил в то, что для него все кончено навеки. Его честь погибла, теперь и жены у него не было. Принц Рин говорил правду, если он владеет частью женщины, то и вся женщина принадлежит ему. Более того, если отрубленный палец девушки был жертвой богу и освобождением от греха, то Рин маб Мэлгон теперь владел развратной частью существа принцессы. Слишком непереносимо было унижение Эльфина, и я решил, что настало время вмешаться.

— Минуточку, принц! — воскликнул я, вспрыгнув на покрытое овечьей шкурой сиденье посреди собрания. Рин посмотрел на меня сверху вниз и довольно добродушно улыбнулся в торжестве и самодовольной гордыне.

— Умолкни, мальчик! — воскликнул он. — Мы говорим о делах, не касающихся детей в столь нежном возрасте!

Кровь бросилась мне в лицо. Может, окружающим я и казался младенцем, но после сорока лет я чувствовал, что люди могли бы уже и узнавать меня в этом обличье, хотя мое время еще и не совсем пришло.

Спрыгнув со своего возвышения, я подошел к Рину и, к великому его удивлению, протянул руку и выхватил у него палец, размахивая им над головой.

— Прежде чем принц Рин закончит свою поучительную речь, — пропищал я как мог насмешливо, — ему нужно бы посмотреть на этот палец и обратить внимание на три маленькие подробности.

— Ну, и каковы же они, говори! — Рин подмигнул своим развеселившимся спутникам.

— Для тебя они не так уж и важны, принц. — язвительно ответил я, — но они могут быть весьма любопытны шутам и поэтам Гвинедда и Регеда. Но тут есть кое-что в смысле закона, о котором мне, такому малому ребенку, вряд ли положено говорить.

Тишина опустилась на зал. Затем люди стали перешептываться с удивленным любопытством, что еще более подогрело мое тщеславие. Я повернулся к придворному законнику, который сидел на своем привычном месте между принцем Эльфином и столбом, подпирающим крышу.

— Поправь меня, ежели я ошибаюсь, о судья, — отважно пропищал я, — но после такого заявления, которое сделал принц Рин маб Мэлгон здесь, при дворе короля Гвиддно, разве не дозволено высказаться человеку с противной стороны?

Растерянный законник поерзал на сиденье.

— Да, конечно, — ответил он. — Но мы видели кольцо, и принцесса…

— Принцессы нет здесь, чтобы говорить за себя, — оборвал его я. — Дозволено ли будет высказаться в этом случае мне? Разве не имеет права любой человек просить о пересмотре дела и дать клятву в противном, называемую гуртдунг, как записано в Книгах Дивнаола Моэлмуда?

У законника и всех прочих был ошарашенный вид — они не привыкли, чтобы такие младенцы, как я, говорили о хитросплетениях Законов Острова Могущества, связанных с суждениями, прецедентами и обычаями, цепляющимися, словно вьюнок, за древо правосудия, которое посадил король Дивнаол в незапамятные времена.

Законник немного поразмыслил, пока все присутствующие выжидательно смотрели на него.

— Ребенок прав, — заключил он. — Одними устами было высказано обвинение. И потому другие уста имеют право опровергнуть его.

— А разве закон не гласит, о король, что судья должен взять в руку святые мощи и сказать тому, кто выдвигает обвинение: «Да защитит тебя Господь и первосвященник Римский, и твой господин, и не лжесвидетельствуй»?

Законник был поражен моей осведомленностью, как и все прочие. В то же самое время они явно сомневались, уместны ли вообще мои расспросы. Однако законник был вынужден уступить мне.

— Верно, дитя мое, — ответил он. — Ты или кто еще можете прибегнуть к гуртдунгу, поскольку клятва в противном — хороший закон. Теперь, если это действительно должно быть сделано, то тот, кто считает себя ответчиком, должен поклясться в противном, а обвинитель должен приложиться к мощам после своей клятвы. Не желаешь ли, король, чтобы принц Рин маб Мэлгон подчинился этому закону клятвы в противном?

Поначалу король Гвиддно кивнул осторожно, затем посильнее, почуяв одобрение своей знати и воинов.

— У нас есть мощи? — осведомился придворный законник.

— Воистину да, — отозвался епископ Серван, встал и сделал знак священнику, который пошел в церковь, что была за стенами Врат Гвиддно на Севере.

Вскоре священник вернулся, почтительно неся в руках реликварий, укрытый покровом, и, преклонив колена, протянул его святому епископу Проговорив «Suscipe, sancta Trinitas, hanc oblationem» (Прими, о Святая Троица, это приношение), епископ снял покров, показав всем драгоценный сосуд.

Искусно сделанный из хрусталя и серебра, он содержал мизинец святого Нинниау, которого, как и его брата Пайбиау, Господь превратил в быка за грехи. Прежде чем с ним произошло это благочестивое преображение, приближенный к Нинниау монах попросил у святого что-нибудь от себя, чтобы это можно было бы сохранить с остальными мощами апостола Господня.

— Трудно это, — ответил Нинниау.

— И все же должно так сделать, — ответил монах. Святой согласился и отрубил свой мизинец, заявив:

— То, что ты соберешь, будет твоим, как и мощи, что ты собрат прежде.

Потом мощи эти были принесены на двух облаках через горы Баннауг в Кантрер Гвэлод, и с того дня они хранились в дупле древней яблони в священной роще, что лежит за южными вратами Врат Гвиддно на Севере. А когда дровосеки попытались срубить это дерево, каждая щепка, что они откалывали от нее, вставала на место, так что свалить его не удалось. Эти мощи чудесным образом исцеляли, и особым их свойством было то, что, сколько бы человек на пиру ни съел, ему худо не станет и до тошноты он не объестся.

Мощи передали придворному законнику, и он велел принцу Рину приблизиться.

— Клянешься ли ты в том, что сказал правду перед королем Гвиддно и всеми его знатными людьми, о принц? — вопросил он.

— Да, — ответил громко и весело Рин маб Мэлгон.

— Тогда приложись к святым мощам, пока этот мальчик будет клясться в противном!

Принц повиновался, хотя и бросил самодовольный взгляд на вождей своей свиты, которые, как я видел, с трудом сдерживали смех.