Дэвид Геммел - Призраки грядущего Страница 40

— Это он-то — тот славный воин с топором? — спросил Анас, уставившись на Бельцера.

— Я самый, козел! — прогремел Бельцер, вынимая топор и приставляя сверкающее лезвие к подбородку Анаса. — Или тебе нужны более весомые доказательства?

— Нет-нет, — шарахнулся от него Анас.

— Тысяча извинений, — прошептал Норрал на ухо Чареосу. — Я не знал. Окажите честь моему дому — переночуйте у меня.

— Хорошо. — Чареос растянул губы в улыбке. — Я тоже должен извиниться. Вы были совершенно правы, приняв меры против шестерых вооруженных людей, и ваши действия достойны похвалы.

Норрал поклонился.

Он угостил их вкусным ужином, который сготовили его хорошенькие пухленькие дочки, Беа и Кара, но донельзя утомил гостей, рассказывая им свою примечательную жизнь со всеми подробностями и приплетая туда разных готирских сановников, поэтов и вельмож. Всякая история неизменно заканчивалась похвалами, коими эти славные мужи удостаивали ум и проницательность Норрала.

Бельцер не выдержал первым — прихватил кувшин вина и вышел на воздух. Маггриг и Финн вскоре последовали за ним. Окас же, не внемля пространным речам хозяина, свернулся на полу и уснул.

Чареос и Киалл засиделись с толстяком за полночь, но он не выказывал никаких признаков утомления. Чареос нарочито зевнул и сказал:

— Позвольте поблагодарить вас за приятнейший вечер. Но поскольку мы выходим в путь на рассвете, я, с вашего разрешения, оставлю вас с Киаллом. Он помоложе нас и может многому от вас научиться.

Одуревший от скуки Киалл сдержал гнев и приготовился выслушать очередную историю. Однако с уходом последнего из героев Бел-Азара Норрал потерял охоту рассказывать, извинился и ушел спать.

Киалл вышел наружу. Один только Бельцер не спал, и юноша присел рядом с ним.

— Никак у старого болтуна байки кончились? — спросил Бельцер.

— Нет, просто слушать некому стало.

— Боги, да ему никакой частокол не нужен — ему бы провести вечерок в надренском лагере, и они будут избегать этого места как чумы.

Киалл молча, опершись подбородком на руки, смотрел на деревенские домики. Сквозь ставни тонкими лучами пробивался золотистый свет.

— Что с тобой, парень? — спросил Бельцер, допив остаток вина.

— Теперь здесь все по-другому. Все чужое.

— Все на свете меняется, кроме гор да неба.

— Но ведь всего несколько месяцев прошло — а кажется, будто Равенны никогда и не существовало.

— Не могут же они горевать вечно, Киалл. В деревне всегда работы полно: сеять, убирать, скотину кормить и обихаживать. Равенна им — как прошлогодний снег. Да и все мы, парень, прошлогодний снег.

— Нет! Так быть не должно.

— Должно не должно, а по-другому не бывает. — Бельцер сунул Киаллу пустой кувшин. — Что ты тут видишь?

— Что ж я могу видеть, когда ты все вылакал?

— Вот-вот. Вино было хорошее, но теперь его больше нет. Хуже того, завтра я его вылью — и никто не скажет, вино это было или вода.

— Мы не о вине говорим, а о людях. О Равенне.

— Какая разница? Погоревали твои земляки и стали жить дальше.

На рассвете Окас ушел в холмы искать духовный след, а Киалл стал разыскивать сестру Равенны и нашел ее в доме Джарела. Она встретила его с улыбкой и пригласила войти.

Джарел сидел у окна, глядя на горы. Карин налила

Киаллу разбавленного вина.

— Рада повидать тебя снова, — сказала она. Она была так похожа на Равенну, что у Киалла сжалось сердце — те же большие глаза, те же темные, будто маслом смазанные волосы.

— Я тоже рад. Как поживаешь?

— Осенью собираюсь родить Джарелу ребенка.

— Поздравляю.

Джарел отвернулся от окна. Это был молодой человек крепкого сложения, с черными курчавыми волосами и глубоко посаженными голубыми глазами.

— Зачем ты взялся за это дело? — спросил он. — К чему тревожить мертвых?

— Она жива, — ответил Киалл.

— Все равно что мертва, — отрезал Джарел. — На ней теперь клеймо, и здесь ей больше нет места.

— Я думаю иначе.

— Ты всегда был мечтателем. Она так всегда и называла тебя, Киалл, и смеялась над твоими глупыми выдумками. Так вот: не приводи ее обратно, здесь она никому не нужна.

Киалл дрожащими руками поставил кубок на стол и встал.

— Вот что я скажу тебе, Джарел. Когда она вернется обратно, помни: если она услышит от тебя хоть одно худое слово, я тебя убью!

— Ты? — фыркнул Джарел. — Что ж, мечтать никому не возбраняется.

Он с ухмылкой встал с места и подбоченился. Он был на голову выше Киалла и гораздо тяжелее. Киалл двинул его кулаком в лицо, заставив отшатнуться назад. Из разбитой губы брызнула кровь. Джарел разинул рот, но тут же озлился и ринулся вперед — однако длинный нож в руке Киалла остановил его.

Киалл, видя его испуг, улыбнулся.

— Запомни мои слова, Джарел. Хорошенько запомни.

— Ладно, запомню — но и ты запомни: никто здесь не хочет, чтобы женщины вернулись. Что ж ты, им новую деревню выстроишь? Двое из тех, у кого забрали жен, уже успели жениться снова. Еще двадцать семей уехало неизвестно куда. Куда же ты денешь пленниц? Некуда им возвращаться, и никому они не нужны.

— Они нужны мне. Еще как нужны. — Киалл обернулся к Карин: — Спасибо за угощение. — Она не ответила. Он убрал нож и вышел.

8

Окас сидел, скрестив ноги, под развесистым вязом, сосредоточившись на деревне внизу. Дома расплывались перед глазами, как туман под солнцем. Время перестало существовать. Он видел заполнившие землю ледяные горы. Потом, по истечении многих веков, горы стали медленно таять, и проросла высокая трава. Огромные неуклюжие существа появились в долине, ломая своими тушами молодые деревца. Прошли еще века, и остроконечные холмы сгладились под ветрами времени. Первый дубок пустил корни на южном склоне. На его ветках стали селиться птицы. Они принесли в долину новые семена, и на холмах появилась молодая поросль.

С запада пришли первые люди, одетые в шкуры, с оружием из кости и камня. Они стали лагерем у ручья, убили большого лося и двинулись дальше.

За ними последовали другие, и однажды ясным днем в холмы пришли молодые мужчина и женщина. Мужчина обвел горы рукой и поставил здесь дом с длинной покатой крышей. Трубу заменяли две дыры на гребне — когда выпадал снег, оттуда шел дым. Рядом стали строиться другие пришельцы, а молодой человек, ставший у них главным, постарел.

Потом в долину вторглось дикое племя и перебило всех жителей. Захватчики ненадолго заняли опустевшие дома, но, как все кочевники, не стали задерживаться. Дома сгнили, земля поглотила их, и трава проросла сквозь их основания.

Окас с бесконечным терпением следил за ходом веков, судя о времени по движению звезд. Наконец он увидел дома, какие строят теперь, и направил свой дух к деревне. Он подумал о Киалле, и его потянуло к домику на западной стороне. Окас увидел рождение мальчика, гордую улыбку на лице усталой матери, счастье в глазах отца, бережно принявшего сына на руки.