Сергей Волков - Владыки Земли Страница 40

Боги сами по себе — они вроде духов бестелесных, они лишь суть имеют, душу, по-человески говоря. А когда людям боги являются, принимают они образ, авату, ну, как будьто одежу на себя натягивают, личину надевают, уразумел?

И призвание у богов такое — следить за чем-либо, направлять, поддерживать, чтобы порядок в мире сохранялся. Вот так и Яр — он за солнце в ответе был, помогал ему светить и греть, когда просили люди — ослаблял свет и жар его, чтобы засухи не было, или наоборот — усиливал, чтобы морозы разогнать. А солнышко — оно само по себе, огромный шар огненный, что в Межзвездной Бездне висит. Так Вед говорил, при тебе, Луня, говорил, а ты все ушами хлопал да в носу ковырялся!

Луня обижено засопел, а Руна и Зугур засмеялись. Шык, спрятав в сивых усах довольную ухмылку, продолжил говорить, уже не столько для Луни, сколько для себя:

— Боги — вроде пастухов, пастырей, покровителей. Сгинул бог — и стадо его разбежалось, самовольно жить начало, без управы, без водителя, без присмотра и пригляда. Погодите, вот еще маленько времени пройдет — и начнутся в мире нашем всякие поганости твориться — и ветры не так задуют, и леса не так расти начнут, и солнышко по небу в обратную сторону покатиться.

— Э, погоди, волхв! — влез в разговор Зугур: — Так ведь Небесная Гора упадет, ничего ж не останется на Земле, какие уж тут твои поганости, если одна великая погань надвигается!

Шык всплеснул руками:

— Вот и порадовал! Вот и благ тебе за то, умеешь успокоить! Ты что, Зугур, с нами в колесницу сию просто так, покататься сел? Али не для того мы едем, чтобы не упала эта гора распроклятущая? А?!

Зугур замялся:

— Ну, для того, само собой, да только если не сумеем мы…

— Если, да кабы… — насмешливо передразнил вагаса Шык: — Если б у бабки Чупыхи был уд, она б дедом Чупой была! Коли мы все так мыслить начнем: «Не сумеем, не сдюжим…», то и вправду не сумеем, и вправду не сдюжим, а мы — должны! Не абы кого — род людской спасаем, ты ж сам говорил, Зугур из Зеленого Коша, что сородичам своим ты великую подмогу окажешь, если Великое Лихо отвратить сумеешь. Говорил?

— Говорил, само собой, и от слов своих, о волхв Шык, не отказываюсь! гордо и запальчиво ответил Зугур, и открыл уже рот, чтобы добавить еще что-то, наверняка обидное для Шыка, но тот перебил вагаса:

— А коли говорил, так и мыслей других в голове не держи! Смотри вперед твердо, и веру в сердце посели — отведем мы погибель неминучую от рода человеческого! И вы, Луня с Руной — тоже запомните! А теперь промежь себя поговорите, если охота языки чесать, у меня без вас голова пухнет.

Шык отвернулся от своих спутников и надвинул на самые брови свою мохнатую шапку.

Зугур посопел-посопел, потом махнул рукой и пересел на заднюю скамью, к Луне с Руной.

— Может, песню споем какую? — предложил Луня, обращаясь к остальным, но Зугур замотал головой:

— А ну ее, Шык вон задремал небось, разбудим, потом воркотни до завтра хватит. Лучше сказку расскажи, а мы с Руной послушаем…

Луня задумался, потом улыбнулся чуть печально и смущенно:

— Есть одна сказочка-рассказочка, наша, родская, про то, как раньше жили. Рассказать, что ль? Ну ладно, слушайте…

Луня приосанился, уселся поудобнее и слегка нараспев, как принято было у родских баянов, сказителей да вещунов, начал:

— Давным-давно это случилось, тогда еще прадед прапрадеда моего не родился. В те времена, дальние от нас, и травы были зеленей да гуще, и дерева могучее да выше, и зверя в борах было больше, и птицы в небе гуще, и рыбы в реках обильнее.

Роды в ту пору в лесах дремучих одни жили, с другими народами еще не знались, медь-бронзу делать еще не умели, полей еще не выжигали, овес-жито еще не сеяли, прясть-ткать еще не пробовали.

Все рода родские дружка с дружкой порознь жили, то во вражде, то в мире сторожком. Иногда охотились вместе, иногда пировали после удачной охоты два разных рода, но редко очень бывало такое, а чего никогда не было в те времена — так это того, чтобы муж из одного рода взял себе жену из рода другого…

В нашем роду жил да был тогда охотник Рад. Всем удался он — и статью мужеской, и лицом баским, да и охотничал знатно, редко без добычи назад, в свой дом на ветвях дуба-вековея возвращался.

Роды раньше-то дома на деревьях делали, в дуплах да меж ветвей больших. Заплетут лозой ивовой несколько сучьев толстых, мхом сухим уконопатятся, сверху шалаш поставят — вот и готов дом. В таком и зимой жить можно, и летом, благо, зимы тогда не студеные да снежные, а теплые да сырые были.

Пошел как-то раз Рад на охоту, рогатину взял, лук со стрелами да батожок дубовый. А зверя в ту пору не просто больше было, чем сейчас он еще и разный в лесах водился, такого нынче и впомине нет — мохначи бродили по полянам лесным, индры изредка на окраины лесов родских забредали, а в самих лесах олени огромадные жили, влесы-медведи росту преизрядного, и зело ярые варпасы, на рысеней похожие, только много больше и для человека опаснее.

Знатно поохотился Рад, добыл он кабана, птицы на озерах лесных набил, и вот с добычей богатой в становище рода своего возвращался. А день жаркий, марный стоял, лето к уклону катилось, и завернул по дороге Рад на речушку малую, что воды свои в Великую Ва несла.

Скинул охотник добычу в траву-мураву, в тенек-прохладу, ветками прикрыл, сам одежу скинул, а в ту пору зимой роды в шкурах ходили, а летом все больше в травоплетных накидках. Разоблачился Рад, и в воду сиганул.

Переплыл он речку раз, другой, третий, понежился в водичке прохладной, а после на берег собрался, как вдруг увидал деву младую, хорошую да пригожую. Вышла дева на бережок тихой заводи, и Рада не замечая, тоже купаться начала, а охотник за на нее глядел, за ивовыми ветвями, что в заводи полоскались, хоронясь.

Красотой своей заворожила дева Рада, и решил он углядеть, кто она, да откуда, какого роду-племени, чьих кровей. Возлюбил деву охотник, разожгла ему Лада пожар в груди, и озабыл Рад и про добычу свою, и про одежу, в траве кинутую, про оружие свое зверовое. Как только оделась дева да от речки подалась, за ней и Рад пошел, в тени деревьев да кустов хоронясь.

Вскоре дева к стану другого рода пришла, и опечалился Рад, узрев это, ибо во вражде великой в ту пору были его род и род тот. Ушел охотник от стана чужого и в большой тоске побрел восвоясье, в земли рода своего…

Луня умолк на миг, поглядел на поблескивающие в наступающих сумерках глаза Руны, на задумчивого Зугура, спросил:

— Ну как, нравится сказочка?

— Ты сказывай дальше, а про нравится-не нравится после говорить будем! — дернула мужа за рукав Руна, и Луня, довольно улыбаясь, продолжил: