Маргит Сандему - Преисподняя Страница 41

Вытерев руки о траву, Даг направился во двор.

— Подожди-ка меня, — крикнула ему вдогонку Суль, — все-таки будет лучше, если мы вдвоем его встретим.

Можно было с уверенностью рассчитывать на то, что Якоб не скажет ничего компрометирующего в присутствии родителей. Он уже въезжал во двор, и Даг пошел ему навстречу.

— Боже мой, — возмущенно бормотала Суль, выдергивая последнюю свеклу, которая оказалась такой крупной, что Суль повалилась назад, — Люди никак не могут понять, что если все кончено, значит, кончено!

Аре вздохнул:

— Нет, Мета, ты опять путаешь кучи! То, что покрупнее, надо класть сюда, а что помельче — вот туда. Неужели ты не видишь разницы?

— Простите, — бормотала Мета.

— Можешь ли ты хоть что-нибудь делать как следует?

Из-за приезда Якоба Скилле Суль была недовольна всем вокруг.

— Прекрати постоянно долбить девчонку! — прошипела она, поворачиваясь к Аре. — Она совсем замоталась, угождая тебе! Но ты этого не замечаешь, ты замечаешь только ее ошибки!

— А что, она, по-твоему, делает? Ты только посмотри: стоит там, плачет, хнычет и все время кладет свеклу не в ту кучу.

— Она раньше никогда этим не занималась, тебе ясно?

— Нет, я не позволю ей быть такой неловкой!

Сжав в руке свеклу, Суль вплотную подошла к брату. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Как бы ты сам вел себя, если бы был рожден в блуде — был бы так называемым внебрачным ребенком? Если бы тебе приходилось с малолетства сопровождать свою мать в ее похождениях с мужчинами? Получать от всех тумаки только потому, что ты не имеешь права принадлежать к христианскому обществу? Мета жила в крайней нужде и нищете, потому что никто не хотел брать их к себе в услужение. Единственное, что могла дать ей мать, так это попытаться, несмотря на все свое убожество, защитить девочку от зла этого мира. Когда я встретила Мету, она была такой завшивевшей, что видно было насекомых, ползающих по ней. И мне пришлось похоронить ее мать, которая три месяца лежала мертвая в убогой землянке, служившей им домом. После ее смерти Мета осталась одна, без всякой защиты. Когда я нашла ее, она стояла привязанная к изгороди, и дюжина солдат забавлялись с бедным, истощенным ребенком! Они по очереди пользовались ею, тринадцатилетней, пока я не пришла и не остановила их. После этого я взяла ее с собой. Потому что я знала, что наш дом — единственное место, где могут понять ее. Но я ошиблась.

Аре молча, с серьезным видом, слушал Суль.

Лив, эта несчастная, подошла к Мете и прижала ее к себе, положила руку ей на голову, погладила по волосам. В этот миг обе девушки почувствовали удивительную близость — и это благотворно подействовало на Лив. Она видела другую трагедию, намного превосходившую ее собственную. Это служило ей утешением.

— Почему же ты не сказала об этом раньше? — тихо произнес Аре.

— Потому что Силье и Тенгель приняли ее, ни о чем не спрашивая. Потому что я хотела, чтобы Мету держали здесь не из-за сострадания, а за ее труд. И я считала, что ты слишком молод, чтобы слушать о таких отвратительных вещах.

— Ты ошиблась, — сухо ответил Аре и принялся за работу.

Суль бросилась вслед за Дагом.

— Нам нужно опередить Якоба Скилле, — сказала она Дагу. — Боже мой, можно ли бегать с этими пудовыми комьями земли на ногах?!

Им удалось догнать Якоба до того, как он въехал во двор. Увидев их, он остановился посреди аллеи, прямо возле дерева Суль. Суль изобразила на лице застывшую приветственную улыбку. Но Якоб не заметил натянутости, он был счастлив снова видеть ее. Он с благодарностью принял приглашение Дага остановиться в Гростенсхольме.

Когда они вошли во двор, Суль первой завела разговор.

— Что ты делаешь здесь, мой друг? — спросила она, стараясь держаться дружелюбно.

— Я добился, чтобы меня перевели в Акерсхюс, и заехал сюда, — с гордостью ответил он. — Так что мы можем побыть вместе, Суль! Я так тосковал по тебе! И наконец-то я увижу твоего отца и сделаю из тебя порядочную женщину!

Суль вдруг заметила, что на нем парадная одежда, начищенная до блеска кольчуга и украшенный перьями шлем. Было ясно, что у него серьезные намерения.

— Ты не посмеешь сказать, что уже сделал из меня падшую женщину! — прошипела она.

Резкость, с которой она произнесла эти слова, несколько насторожила его.

— Я думал, ты ему уже все рассказала. Разве ты ничего не говорила про нас?

— Говорила, но не вдавалась в подробности. Мои родители славные люди, и они огорчились бы, узнав правду. Якоб, прошу тебя подождать и не просить пока моей руки. Сейчас это так некстати, они потрясены трагедией моей сестры. Я потом расскажу тебе об этом. И отец хочет, чтобы этой зимой я помогала ему… «хотя эта работа с больными не такая уж радость для меня…» — подумала она. — Но они с радостью примут тебя, ведь я рассказывала, как ты был любезен со мной в Сконе. Так что оставим на некоторое время нашу любовь в тайне, ладно?

Ох, с какой неохотой ей приходилось произносить слово «любовь»!

— Но я мечтал побыть с тобой! — не унимался Якоб.

— Встретимся завтра у ручья, что за рощей, после полудня.

Якоб Скилле был заметно разочарован, поскольку ему приходилось круто менять свои планы — но он кивнул.

Суль сделала знак Дагу, и он тут же подошел.

— Ты надолго приехал? — спросила она Якоба.

— Я приступаю к новой службе не раньше, чем через три недели, — ответил он.

Боже мой, целых три недели! Как ей удастся держать его в узде такое длительное время?

Ее родителям мало что было известно о Якобе Скилле, но они любезно приняли его и поблагодарили за то, что он сопровождал Суль в Сконе. К счастью, Даг понял, что земля горит под ногами Суль, и поспешно забрал Якоба в Гростенсхольм.

Суль с облегчением вздохнула.

Подойдя в этот день к окну, она увидела Мету, выходившую из хлева с двумя крынками молока в руках. Во дворе ей встретился Аре, который остановился и стал разговаривать с ней. Суль не слышала, о чем они говорят, она видела лишь испуганное лицо Меты, смотрящей на него снизу вверх. Аре улыбнулся ей, потрепал по щеке, взял крынки и пошел вместе с ней в дом.

Отойдя от окна, Суль удовлетворенно улыбнулась. Она знала, что Аре поступает так не из жалости. Он извлек для себя урок из их разговора. В этом юноше было так много человеческого тепла, даже если оно порой и отходило на задний план, уступая место подростковой нетерпимости.

Историю Меты Суль рассказала и своим родителям, а Даг рассказал все Шарлотте. С этого дня все делалось для блага маленькой сконской девочки. Она по-прежнему работала — это, по их мнению, было для нее лучше всего, но в доме к ней стали относиться как к дочери.