Джо Аберкромби - Полмира Страница 41

— Скифр! — закричал Отец Ярви.

Со злобным криком старуха вскочила, сбрасывая свою накидку.

— Будь ты проклят тогда! — И она начала напевать, тихо и низко сначала, но все громче и громче. Она прошла мимо, напевая слова, которых Колючка не понимала и никогда не слышала ничего подобного. Но она поняла, что это за язык, и он не был ни одним из людских наречий.

Это были эльфийские слова, и это была эльфийская магия. Магия, которая разбила Бога и сломала мир, и каждый волосок на теле Колючки поднялся, словно от холодного ветра.

Скифр продолжала напевать, все выше, быстрее и яростнее. С ремней на теле она сняла два куска темного металла, усеянных штифтами и выемками, засунув один в другой с щелчком, как от запирающегося замка.

— Что она делает? — спросил Досдувой, но Отец Ярви придержал его иссохшей рукой.

— То, что должна.

Скифр держала эльфийскую реликвию на вытянутой руке.

— Отойдите!

Стена щитов нерешительно разделилась надвое, и Колючка уставилась через проход. Там был Конный Народ — кишащая толпа; они сновали среди тел павших, шустро вскакивали, и в их безжалостных глазах была смерть.

Раздался хлопок, словно недалеко прогрохотал гром, вспышка света, и ближайшего ужака отбросило вниз с холма, словно по нему щелкнул гигантский палец. Еще грохот, от команды донеслось недоверчивое бормотание, и очередного мужчину закрутило, словно детскую игрушку, его плечо горело.

Завывания Скифр становились все выше и выше, осколки светящегося металла вылетали из эльфийской реликвии в ее руке и падали в дыму в траве у ее ног. Люди хныкали, разевали рот и хватались за талисманы, испуганные этим волшебством еще больше, чем ужаками. Шесть раскатов грома прокатилось по равнине, и шесть человек упали и горели. А остальные из Конного Народа убежали с криками ужаса.

— Великий Бог, — прошептал Досдувой, освящая себя священным знаком у сердца.

За этим последовала тишина. Впервые за какое-то время. Лишь шепот ветра в траве и неровные щелчки дыхания Одды. Донесся запах горящего мяса. От одного из упавших осколков металла в траве вспыхнул огонь. Скифр мрачно шагнула вперед и затушила пламя своим сапогом.

— Что ты сделала? — прошептал Досдувой.

— Я произнесла имя Бога, — сказала Скифр. — Написанное огнем и запертое в эльфийских рунах до Разбиения Мира. Я вырвала Смерть из ее дома перед Последней Дверью и отправила ее выполнить мой приказ. Но всегда есть цена, которую придется заплатить.

Она пошла туда, где бледный Одда лежал возле одного из чахлых деревьев. Сафрит склонилась над ним, пытаясь вытащить стрелу.

— В имени Бога семь букв, — сказала Скифр, направляя на него этот смертельный кусок металла. — Мне жаль.

— Нет! — сказала Сафрит, пытаясь встать между ними, но Одда мягко оттолкнул ее.

— Кто хочет помереть старым? — И он показал свою безумную ухмылку, рифленые линии на его зубах стали красными от крови. — Смерть ждет всех нас.

Раздался еще один оглушительный хлопок, Одда выгнул спину, дрожа, а потом упал и затих, и из почерневшей дыры в его кольчуге поднимался дым.

Скифр стояла, глядя вниз.

— Я же говорила, что покажу вам магию.

Не как в песнях

— Они бегут. — Ветер хлестал Колючку по окровавленному лицу, когда она смотрела вслед ужакам, всадникам и лошадям без всадников, уменьшающимся точкам уже далеко за океаном травы.

— И я их хорошо понимаю, — пробормотал Бренд, наблюдая, как Скифр заматывает на себе свою накидку и снова садится, скрестив ноги, вцепляясь в священные знаки на шее, сердито глядя на угли костра.

— Мы хорошо сражались, — сказал Ральф, хотя его голос звучал глухо.

— Железные руки. — Кивнул Фрор, вытирая влажной тряпкой краску с лица. — Мы добились победы, о которой стоит петь песни.

— Мы победили, во всяком случае. — Отец Ярви поднял один из кусочков металла, который Скифр оставила в траве, и повертел его так и этак, что тот блеснул на солнце. Полая штука, из которой все еще поднимался дымок. Как она могла протянуться через равнину и убить человека?

Сафрит хмуро смотрела в сторону Скифр, начисто вытирая свои окровавленные руки.

— Мы победили при помощи каких-то черных искусств.

— Мы победили. — Отец Ярви пожал плечами. — Из двух возможных окончаний сражения этот лучший. Пусть Отец Мир проливает слезы над методами. Мать Война улыбается от результатов.

— А что насчет Одды? — пробормотал Бренд. Невысокий человек казался непобедимым, но он прошел через Последнюю Дверь. Больше никаких шуток.

— Он бы не выжил из-за стрелы, — сказал Ярви. — Тут было бы либо он, либо все мы.

— Безжалостная арифметика, — сказала Сафрит, сжав губы в суровую линию.

Министр не смотрел на нее.

— Такие задачи и приходится решать лидеру.

— Что если волшебство нашлет на нас проклятие? — спросил Досдувой. — Что если мы рискуем вторым Разбиением Бога? Что если мы…

— Мы победили. — Голос Отца Ярви был холодным и строгим, как обнаженная сталь. Он сжал пальцами здоровой руки тот маленький кусочек эльфийского металла, и костяшки пальцев побелели на его кулаке. — Благодарите любых богов, в которых верите, за ваши жизни, если знаете как. А потом помогите с трупами.

Досдувой закрыл рот и отошел прочь, качая своей огромной головой.

Бренд с трудом разжал свои больные пальцы и уронил щит. Нарисованный Рин дракон был весь изрублен и выдолблен, на кромке светлели свежие царапины, бинты на его ладони пропитались кровью. Боги, он был весь избит, исцарапан и у него все болело. Ему едва хватало сил стоять, не говоря уже о том, чтобы препираться о том, насколько хорошим было то, что они сделали. Чем больше он видел, тем меньше понимал, что такое добро. Его шея горела, когда он ее тронул, она оказалась влажной. Там была царапина, и он не знал, друг ее нанес или враг. Раны болят одинаково, кто бы их не нанес.

— Сложите их с достоинством, — говорил Отец Ярви, — и свалите эти деревья для погребальных костров.

— И этих ублюдков тоже? — Колл указал на людей Конного Народа, разбросанных по холму, изодранных и окровавленных. Некоторые из команды обыскивали тела на предмет чего-нибудь ценного.

— Их тоже.

— А зачем даровать им достойное сожжение?

Ральф ухватил парня за руку.

— Потому что если мы здесь победили попрошаек, то и сами мы не лучше попрошаек. А если победили великих воинов, значит мы еще более великие.

— Ты ранен? — спросила Сафрит.

Бренд уставился на нее, словно она говорила на иностранном языке.