Юлия Григорьева - Семиречье [трилогия : СИ] Страница 41

— Не может быть.

— Чего не может быть? — удивилась девушка.

— Потом расскажу, когда разберусь сам, — ответил чародей. — Теперь иди отдыхай.

— Но, мастер! Объясните мне, что вас так удивило?

— Не бывает у человека несколько даров, тем более родовых. А у тебя два! Дар Жизни и дар Заимствования. Последний вообще великая редкость. Можно при помощи ритуала забрать чужую силу, но чтобы запросто подобрать и перенять дар… Я должен разобраться во всем, понять. Да еще и вернуть чужое, как ты сделала с ясновидицей, — он развел руками. — Ничего тебе не скажу, пока обучение не закончим. Слишком еще кровь у тебя кипит, гордишься много своей силой. Научишься быть благодарной за дары, что прячешь в себе, тогда и поговорим.

— А если я сама догадаюсь? — спросила Белава.

— Тогда желаю, чтобы Великие Духи послали тебе побольше мудрости, чтобы не возвысить себя саму над остальными. Я хочу гордиться тем, что выучил такую… такую славную чародейку, а не проклинать тот день, когда взял тебя к себе.

— Мне ясновидица сказала, когда я уезжала: «Желаю тебе остаться такой же, какая ты сейчас есть. И чтобы твой зверь не проглотил тебя».

— Мудрая женщина, — одобрительно кивнул Дарей. — Очень мудрая. Помни ее слова и мои тоже. Никогда не забывай, что дары даются нам свыше. Свыше же их могут и забрать. Мы только люди, которых однажды одарили, потому что Великим так было угодно, а вовсе не за то, что мы лучше других.

— Я буду помнить, мастер, — серьезно ответила девушка.

— Вот и ладно, — устало улыбнулся чародей и потянулся. — Теперь пошли спать. Надо подумать, что мы можем сделать с рекой. Слишком уж тут засиделись.

— У меня есть идея, — напомнила девушка и хитро подмигнула.

— Завтра расскажешь, — охладил ее пыл учитель и пошел в комнатку, где уже спали Ярополк и Радмир.

— Да пошлют вам добрые сны Великие Духи, — сказала ему вслед Белава.

— И тебе, девочка моя, и тебе, — ответил, уже закрывая дверь, Дарей.

Девушка осталась сидеть, глядя на догорающую свечу. Вновь всплыл в памяти сказ о Святомире.

«Однажды нашел на дороге Святомир умирающего оленя. Преисполнилось тогда сердце его жалости, и взвалил он себе на спину зверя и понес к себе. Шел он согнувшись под тяжестью оленя, но не бросил его, а продолжал упрямо нести до своей пещеры. Но на полдороги увидел Святомир птицу, что билась в силках, сломав крыло. И ее подобрал Святомир. Уже немного до гор Змеиных осталось, как увидел он рыбу, всплывшую кверху брюхом. Нагнулся Святомир к реке и зачерпнул в березовый туяс воды вместе с рыбой. Совсем уж сил у него не осталось, но терпел он и нес свою ношу, не ропща. И вот уже видна стала его пещера, но тут увидел он старика, которому было никак не разжечь огонь. Взмолился тогда старик о помощи, и Святомир, уже падая под тяжестью оленя, прижимая к себе туясоук с рыбой, осторожно, боясь раздавить птицу, опустился на колени и разжег старику огонь. Тогда снова взмолился старик, чтобы дал ему Святомир выпить воду из туяска. Ужаснулся тогда отшельник, как можно, ведь рыба еще жива! Тогда начал упрашивать его старик, чтобы дал убить оленя и зажарить его над костром, и снова отказался измученный Святомир. И птицу не отдал старику. Заплакал старик, взывая к жалости отшельника, говоря, что умрет он от жажды и голода. „Видишь, — сказал старику отшельник, — вот моя пещера. Пойдем, я накормлю тебя и напою, и залечу твои раны“. Отвечал тогда старец, что нет у него уже сил подняться к пещере Святомира. И посадил тогда старца себе на шею добрый отшельник, и понес вверх. И уже немного осталось до пещеры, но закончились силы у Святомира. Ноги перестали идти, руки не могли удержать. Испугался тогда отшельник, что погибнут из-за его слабости: и олень быстроногий, и птица легкокрылая, и рыба зеркальная, и старик голодный. И воздел он руки к небесам и взмолился…»

Белава вскинула голову и огляделась. За оконцем было еще темно, но небо начало светлеть.

— Надо же, уснула за столом, — девушка направилась в свою светлицу, стараясь удержать сон, чтобы досмотреть его уже на мягкой постели.

Утро началось с того, что в светлицу постучались, тихо, но настойчиво. Белава заворочалась, но не отозвалась. Стук продолжился. Девушка накрыла голову подушкой и попыталась опять уснуть, но ранний визитер не собирался уходить.

— Да кого же там нелегкая принесла, — заворчала девушка и пошла к двери.

Там оказалась старшая дочь хозяев, Дарена. Она сообщила недовольной Белаве, что к ней пришли люди за чудесным исцелением от хворей. Чародейка застонала, представив ту бесконечную очередь, что вчера приходила к ней.

— Разве не вся деревня у меня вчера помощи просила? — спросила она.

— Нет, еще не вся. Сегодня и вчерашние пришли, и новые, и из соседней деревни подводы подъехали с болезными.

— У вас что, нет не знахаря, ни чародея? — возмутилась Белава. — Знахарка-то точно есть!

— Она тоже пришла, — честно сообщила Дарена.

— Я умру в вашей деревне, — мрачно произнесла девушка и закрыла дверь, но тут же возобновился стук.

— Так что людям-то сказать? — спросила Даренка, просовывая голову в светлицу.

— Скажи, что сейчас выйду. — вздохнула Белава.

Она умылась, оделась, заплела косу и вышла из светлицы. Там сидели трое мрачных мужчин.

— Куда собралась? — вопросил грозный Дарей.

— Так болезные же наехали, — попыталась объяснить девушка.

— Я их сейчас враз вылечу, — Радмир встал из-за стола и решительно направился к двери, закатывая рукава.

— А я помогу, — не менее решительно добавил Ярополк.

— Стойте! — побежала за ними девушка, — нельзя же так!

— А как можно? — Радмир остановился у двери и посмотрел на нее. — У них ни стыда не совести! Я выглянул в окно, там почти все, кто вчера был, да еще кто не был. И три подводы из соседнего села. А к вечеру еще подъедут, мне Даренка сказала. Ты здесь сгинуть хочешь, выполняя пустые капризы?

— Так ведь и правда больные есть, — возразила Белава.

— Пойдем вместе. Я сам болезных погляжу, — сказал Дарей, поднимаясь вслед за ней. — А вы, — он посмотрел на двух мужчин, — будете отгонять особо наглых и здоровых.

— С удовольствием, — расплылся в улыбке Радмир.

Чародеи вышли из дома, в сопровождении своих вояк, и глаза Белавы медленно полезли на лоб. Конца очереди, исчезавшей за далеким поворотом не было видно. Люди лаялись, спорили, толкались. Кто-то особо находчивый хрипел, как в предсмертной агонии, стеная и трясясь, но настырно полз в начало череды страждущих. Его отпихивали ногами, но он настырно лез обратно. Его-то первого и поднял на ноги Дарей.