Симона Вилар - Ведьма Страница 42

— Я с Ягой дружу! Она помстится за меня, если тронешь!

В ответ где-то ухнуло, затрещало и совсем рядом раздалось мерзкое хихиканье. Девушка завертелась на месте, озираясь. Рядом точно кто-то был, кто не боялся ее, даже играл ею, как кот играет мышью, которая уже поймана.

Малфутка упрямо пошла вперед, но мерзкое ощущение опасности не проходило. Оно разрасталось, превращаясь в настоящий страх, и в конце концов девушка опрометью кинулась назад. Бежать, бежать куда угодно, только бы прочь от этого глухого ужасного места, пусть лучше к людям, пусть ее казнят, но казнят живые смертные люди, которым неведома мрачная жестокость нежити. Однако оказалось, что выйти из ельника она уже не может. Деревья словно срастались, она кружила между ними, но только ветер чуть шумел в вершинах, внизу же был стылый неподвижный мрак. Неподвижный ли? Малфутка то и дело угадывала за стволами деревьев какое-то движение, некие шорохи, однако, сколько ни вглядывалась, не могла различить ничего. И от этого становилось еще более жутко.

В какой-то момент беглянка приникла к толстому еловому стволу, боясь даже оглянуться назад, где чудились шорохи и чужое дыхание. Она дрожала от страха и холода, но грудь и лицо у нее горели. Было похоже, что она захворала, у Малфутки затеплилась надежда, что это так и есть, а окружавшее только мерещится ей, как порой мерещится хворым всякая небывальщина. Однако на это надеяться можно было где угодно, только не в Диком Лесу.

От отчаяния и безнадежности Малфутке хотелось завыть. Она вдруг' вспомнила, что у нее есть серебро, и быстро нащупала мешочек с дирхемами на груди. Миг — и в ее руках захолодели кругляшки монет. Тотчас в лесу кто-то тоненько и протяжно заплакал, а с другой стороны, наоборот, завыл гневно и зло. Дрожащими руками Малфутка бросила в сторону монету. Лес вздохнул, будто смиряясь, и девушка неожиданно вновь увидела тропу между деревьями, словно стволы елей испугались силы серебра и разошлись. Даже показалось, что за стволами мелькнуло что-то темное. Мелькнуло и пропало. Тогда Малфутка, собравшись с духом, решительно шагнула в образовавшийся проход.

— Я не боюсь тебя!.. Кто бы ты ни был — мне не страшно!

Это было неправдой. Страх накатывал на нее волной, тянул свои когтистые лапы, цепляясь за края одежды, давил, не давая дышать. Однако в душе беглянки возникло и другое чувство. Злость. По-настоящему ярая злость. Нет, этим местам не удастся ее так просто погубить. Она будет идти, не обращая ни на что внимание, она выкажет презрение к этим гиблым чащам. И она победит!

Когда невдалеке что-то подозрительно зашуршало, Малфутка замерла, как иногда замирала на охоте, когда желала остаться незамеченной для дичи. Правда, теперь дичью была она сама. Поэтому, замерев, девушка стала шептать заветные слова, как и полагается, когда хочешь стать незаметной для зверя: «Я ствол Дерева. Я обычный ствол, кора и древесина. Меня нет здесь, а есть просто старая ель, привычная в этом месте».

Так внушают лесному зверью, чтобы он не почувствовал присутствия охотника. И сейчас это сработало. Девушка поняла это, когда те, кто следили за ней, потеряв ее из вида, стали появляться наяву. Она стояла, не смея дышать, и смотрела широко раскрытыми глазами. Она видела их, духов леса. То промелькнул за деревьями сгорбленный мохнатый силуэт, то, наоборот, потянулся из-за дерева кто-то голый и длинный, блеснули зеленоватым светом глаза. Существо это вращало головой, словно кого-то выглядывая, но не видя. А то и вовсе жутко: за деревьями прошел кто-то страшный, высокий, с рогами, как у козла, неся на плече шишковатую дубину. О таких существах Малфутка прежде и знать не знала. И хотя древлянские чащи славились своими нечистыми духами, но чтобы вот так, воочию, видеть их подле себя…

Малфутка от испуга даже закусила костяшки пальцев, сдерживая крик. И все твердила в уме: «Нет меня тут, я воздух, я дымка вечерняя, даже запаха не имею…» А потом поняла, что эти непонятные существа будто переговариваются между собой, словно шорохи и потрескивания леса служили им речью. Однако они по-прежнему не видели ее. А потом совсем рядом заскакали и вовсе непонятные твари: вроде бы лягушки, но черные, как пиявки, голые и каждая размером с добрую кошку. Они вынеслись из чащи стаей, попискивали негромко, но так пронзительно, что девушка невольно зажала уши. И этим движением она выдала себя. Лягушки стали озираться, поблескивая искрами глаз, из чащи вновь выступил страшный козел с дубиной, вертел рогатой головой, мычал глухо, а там и некто лохматый выполз из-под елей, начал с сопением принюхиваться.

«Я дерево, я сосна», — все твердила Малфутка, и существа вроде бы стали терять ее, но тут одна из черных лягушек в прыжке наскочила прямо на замершую девушку, и та не сдержала невольного крика.

Они все разом повернулись к ней, запищали, заухали, стали сходиться. Только горсть брошенного в них серебра опять отпугнула нелюдей. Но теперь Малфутка была как в лихорадке, не хватало сил сосредоточиться, вновь заговорить себя, чтобы стать невидимой.

И она кинулась прочь — откуда и силы взялись. Неслась среди огромных стволов, разбрасывала серебряные дирхемы, визжала так, что заглушала шипение и тихий рык заметивших ее жутких преследователей.

Убегая, она впопыхах забралась на небольшой пригорок над обрывчиком и неожиданно замерла. Замерли и те, кто рвался следом. Видимо, что-то удержало их на расстоянии, и теперь девушка отчетливо видела, что их отпугнуло. Там, на открытом пространстве за облетевшими невысокими кустиками, горел большой костер.

Малфутка так удивилась его живому мерцанию, что и страх прошел. Если тут на самом деле горит костер… если это не морок отводит ей глаза… Значит, есть в этом лесу некто сильный и не опасающийся темной нежити. И значит, ей следует идти именно туда.

Как только она стала рассуждать спокойнее, то и решение пришло. Первым делом девушка сделала то, что должна была сделать давно: скинула с себя и надела наизнанку шубу — так всегда можно отвести от себя глаза Лешего и его свиты.

Но лес не желал так просто отпускать свою жертву. И если нежить лесная и отступила, то коряги по пути стали вырастать из-под снега, подобно гигантским змеям, ветки цеплять за одежду, не пропуская вперед. Девушка почти рычала от злости и страха, но упрямо продвигалась, падала, тут же вставала, больше всего опасаясь, что потеряет направление, собьется с пути и тогда ей предстоит до утра блуждать в проклятом лесу… если не что похуже.

Сзади затрещало сухо, ветка коряги потянулась к ней, ловя сухими сучьями, как покореженными руками.

— Вот я тебя!..

Сказано было человеческим голосом, но не живым, а каким-то древесным, скрипучим. Малфутка взвизгнула и бросила в корягу последней монетой. Все, теперь она была беззащитна.