Анатолий Дроздов - Изумруд Люцифера Страница 42

Бритый выругался и спрятал пистолет в карман. Затем сходил в угол за стулом и сел напротив Кузьмы.

— Слушай, умник! — сказал, доставая из кармана блестящий металлический предмет. — Знаешь, что это?

— Кусачки.

— Вот именно. Сейчас я буду ими откусывать у тебя палец за пальцем. По фаланге. Начну с мизинца. Когда закончу с одним пальчиком, ты еще, может, и будешь молчать. Но когда второй…

— Хочешь покажу фокус? — не дожидаясь окончания фразы бритого, спросил Кузьма и тут же ловко выдернул сигарку у него изо рта. — Смотри мне в глаза! — повелительным тоном приказал он и воткнул сигарку зажженным концом в тыльную сторону своей ладони. Сигарка зашипела, в комнате противно запахло паленой плотью. Рита снова прикрыла веки.

— Ну? — услышала она требовательный голос Кузьмы и открыла их.

— Болевого рефлекса нет, — нехотя подтвердил бритый. — Ты что, психический? Не чувствуешь боли?

— Умею ее отключать, — спокойно отозвался Кузьма. — Вам Коля, что, не рассказал?

— Все равно тебе не понравится, когда мы откусим пальцы, — вяло пообещал бритый.

— Не понравится, — согласился Кузьма. — Но в таком случае вы никогда не получите чашу.

— Это почему?

— Потому, что если хоть один палец у меня пропадет, мне не выйти отсюда живым. Я этого не хочу. Поэтому буду молчать. А вами потом займется Михайлович.

— Умный, собака, — прошипел бритый и вдруг спросил спокойно: — Чего хочешь?

— Михайлович говорил о деньгах.

— Но ты ему не позвонил.

— Мы договаривались до утра. Еще ночь.

— Но ты все рассказал этому, — бритый кивнул в сторону Григоровича. — Поэтому…

— Условия молчать в договоре не было. Я рассказал, потому что надо было проверить информацию — вдруг ваш Михайлович жулик. А вы наняли Колю… Если так, пусть он и даст вам чашу!

Бритый помолчал. Потом нехотя кивнул:

— Давай договариваться.

— Сначала снимите это! — Кузьма поднял скованные руки. Бритый некоторое время раздумывал, потом, кивнув, достал из кармана маленький ключик. Секунду спустя Кузьма уже растирал запястья.

— Теперь пусть она уйдет! — кивнул он сторону Риты.

— Зачем?

— Не хочу, чтобы слышала. И вообще… Она меня раздражает. Голая и вся в соплях. Это мужской разговор.

— Уйди! — бросил бритый Рите.

— Зачем вы его слушаете?! — вдруг закричал молчавший все это время Григорович. — Вы что, не видите: он вас дурит! Сейчас она уйдет, и он нас всех…

— Заткнись! — зло прошипел бритый, и Григорович подавленно умолк. — Ты нам что рассказывал, что обещал? Обосрался, так стой тихо. Иди на кухню! — приказал он Рите.

Она не стала ждать повторного приглашения и, торопливо собрав с пола одежду, выбежала в кухню. Там, все еще всхлипывая, быстро оделась. При этом выяснилось, что трусики остались в комнате, но ни за что на свете Рита сейчас не вернулась бы туда. Натянув колготы прямо на тело, она бросилась к входной двери. Заперто. Рита подбежала к окну: далеко внизу тусклый свет фонарей освещал узкий проезд к асфальту. Высоко. Она обреченно присела на табуретку. Сумочка с мобильным телефоном осталась в комнате: она даже позвонить не могла. Оставалось надеяться и ждать. Она сидела, уставившись в пол, сглатывая с противным металлическим привкусом слюну. Разбитая губа сильно болела.

В кухню из соседней комнаты доносились голоса. Рита прислушалась. Слов разобрать было нельзя — только монотонное бурчание. Говорил один, потом зазвучало несколько голосов, затем снова один. Внезапно раздался звонкий хлопок, как будто за стеной ударили в ладоши, и чей-то голос зазвучал громко и монотонно. «А ну в глаза мне! В глаза!» — услышала Рита крик, и ей стало страшно. Но крик больше не повторился, сменившись прежним монотонным речитативом. Вскоре стих и он, а потом Рита услышала шаги. Дверь в кухню распахнулась, и в кухню стремительно вошел… Кузьма!

Не говоря ни слова, он подлетел к Рите и обеими руками схватил за голову. Она не успела отшатнуться, как Кузьма что-то быстро зашептал у ее рта, затем клюнул губами в больное место, словно занозу зубами вытаскивал, и тут же сплюнул. И — удивительно! — боль сразу ушла. А Кузьма бесцеремонно вывернул ее разбитую губу и удовлетворенно кивнул:

— Кровь остановилась. Опухоль спадет, завтра и не вспомнишь. Идем! — он схватил Риту за руку.

Она испугано отпрянула, и Кузьма тихо засмеялся.

— Не бойся! Тебе понравится.

Переступив порог комнаты, Рита увидела нечто странное. Ее обидчики сидели за столом, откинувшись на спинки стульев и безжизненно свесив руки. Глаза мужчин были открыты, но смотрели они словно сквозь нее. Рита попятилась.

— Да не бойся! — услышала она за спиной голос Кузьмы. — Они теперь безопасные. Вот! — Кузьма подошел к Григоровичу, сидевшему с краю, и резко схватил его за волосы. Григорович даже не пошевелился, отрешенно глядя куда-то вдаль. — Помнишь, я показывал тебе этот фокус? С ними, правда, пришлось труднее: Григорович все-таки из Службы, их там учат противостоять психологическому давлению. Хотел взгляд отвести, собака! Опоздал… Без приказа они не шевельнутся. И ничего не чувствуют.

— Совсем ничего? — со странным металлом в голосе поинтересовалась Рита.

Кузьма понимающе взглянул на нее.

— Пни его! — сказал он, указывая глазами на молодого бугая. — Можешь и рожу расцарапать…

Дважды повторять ему не пришлось. Завизжав, Рита подлетела к обидчику и с размаху ударила его носком ботинка в бок. Тело мужчины вздрогнуло от удара, но сам он остался сидеть, глядя мимо нее. Рита с размаху отвесила ему одну пощечину, затем другую — голова бугая только дернулась.

— Хватит! — Кузьма оттащил ее в сторону. — Отвела душу — и ладно! Он все равно не чувствует боли, бьешь как по манекену. Смысл?

Рита всхлипнула, а Кузьма, подойдя к Григоровичу, стал шарить по его карманам.

— Вот! — показал он Рите мобильный телефон. — Приватизировал, шкура продажная, — Кузьма сунул телефон в карман брюк и достал из внутреннего кармана пиджака Григоровича пачку долларов, — а это плата за наши головы. Паскуда! — Кузьма замахнулся, но в последний миг удержал руку. Какая-то мысль, как было видно, осенила его, он улыбнулся и сунул деньги обратно. Затем залез пальцами в нагрудный кармашек пиджака оперативника и извлек оттуда визитную карточку. — Моя. И цифры, что Михайлович писал, на месте. Ну, Коля… — Он оглянулся и заметил лежащие у дивана, забытые Ритой черные кружевные трусики. Шагнул и поднял.

— Отдай! Это мои. Они дорогие! — выпалила Рита, не находя, что же ему еще сказать, чтобы удержать от задуманного.