Артем Каменистый - Время одиночек Страница 42

Поспешно одеваясь, он внимательно прислушивался к происходящему в коридоре. Там, судя по воплям "военного совета", собирались сделать на него засаду. В хоре голосов выделялся силой чуть хрипловатый женский. Тим вспомнил, что он принадлежит той самой толстухе, что встречает клиентов у входа. Сильна корова, раз так быстро после удара поднялась.

— Света сюда! Больше света! Светильники сюда! — орала толстуха. — Да не орите вы, это не пожар, огонь я уже потушила! Парий, ты где там пропал?!

— Уже тут! Я вилы принес!

Тим повесил на плечо мешок со своими скромными пожитками. Отметил, что и без того невеликая поклажа заметно полегчала — очевидно не все вещи были здесь. Ну да ладно — главное одет, обут, и при луке. Проверив, удобно ли замер колчан за спиной, натянул лук, вытащил стрелу, наложил на тетиву. Он не боялся, что его караулят под дверью — "защитники борделя" своими криками любезно информировали его обо всех своих шагах, в том числе и о том, что рубеж битвы со степняком наметили на выходе из коридора в холл.

Из комнаты Тим вышел подчеркнуто спокойным шагом. Его появление встретили хором испуганных и яростных голосов. Повернувшись к противнику, Тим зловеще оскалил зубы, уже натягивая лук, оценил его силы. Четверо мужчин, за их спинами маячит голосистая толстуха. У одного вилы, двое с ножками от стола, последний с коротким ножом. Женщина, судя по всему, тоже собиралась драться — в правой руке она держала увесистый табурет, в левой большой фонарь под стеклом. Вот в него-то Тим и выстрелил.

Стекло жалобно зазвенело, брызнуло горящим жиром или маслом, женщина, размахивая обожженной рукой, завизжала так, что Тим даже на таком расстоянии едва не оглох, а четверка мужчин испуганно попятилась.

Вторую стрелу Тим вбил в плечо мужчины с вилами — выбрал самого опасного. Тот, бросил свое оружие, ругаясь и вскрикивая, рванул к двери. Оставшиеся, увидев, что Тим вновь тянется к колчану, решили видимо, что стыдно умирать за какой-то бордель, и припустили следом.

Толстуха, оказавшись в одиночестве, развернулась в сторону разбегающегося "гарнизона", разразилась чудовищно непристойными ругательствами. Тим, не сумев удержать месть от подлости, пустил стрелу в ее широченную задницу. Женщина, по-лошадиному всхрапнув, резво помчалась за убегающими "защитниками".

Тим, выходя из коридора, разбил по пути еще два светильника, причем один шмякнул об стену. Судя по всему, в здании больше никого не осталось, и пожар неизбежен.

На улицу Тим высунулся с опаской — а вдруг здесь его ждут? Лук повесил за спину, в руке сжимал меч. Зря волновался — никто здесь больше и не помышлял о боевых действиях. На мостовой жались друг к дружке десяток весьма легко одетых молодых женщин, среди них Тим узнал и давешнюю "черненькую". Мужчин не было, даже толстухи уже было не видать — успела скрыться. Ни сил ни желания мстить этим ведьмам у него уже не было. Достав лук, он, не заряжая его, сделал вид что целится в них. У страха глаза велики, а ночью еще больше — шлюх как ветром сдуло. Больше всего Тима поразило, что драпают они без малейшего писка. Видимо подобные переделки в их ремесле дело привычное — обычные девки бежали бы уши визгом закладывая.

В порту на Тима вновь накатил приступ дурноты — да еще и голова начала кружиться. Проклятая канапса… С тревогой отметил, что на востоке небо начинает светлеть. Надо успеть. Лишь бы не свалиться. Нельзя ему сейчас падать — попадет в лапы страже. Для них он чужак, страшный и презираемый степняк. Одиночка. Кто ему поверит? А вот разбойникам из борделя поверят охотно — они же свои. За спиной Тима остался горящий бордель и несколько трупов. Страже это очень не понравится…

Оставаться в городе нельзя — здесь не спрятаться, и до отхода "Антросы" ему не дотянуть. Выходов два: или уйти в степь, или уйти в море. Уйти в степь позор — даже если он найдет лошадь, и доберется до накхов не презираемым пешеходом, как он взглянет в глаза деда? Нет, он не может его подвести. Тим уйдет морем. Тим помнил, что на рассвете должен уходить китобойный корабль. Надо попасть на него. Китобои вряд ли направляются к имперским берегам, но ему теперь выбирать не приходится — уж куда-нибудь он с ними попадет, а уже оттуда продолжит свой путь.

Главное сейчас убраться из Тувиса.

Проходя мимо замершей у причала громадины "Антросы", Тим горестно вздохнул. Будь прокляты все бордели мира — ногой больше туда не ступит никогда. Чудом живой остался, на волосок был от позорной смерти — захлебнулся бы нечистотами, и это бы доложили деду. Вот смеху бы в степи было: "Помните Тимура, который дракона убил железного? Вы не представляете что с ним случилось! Этот герой напился в борделе и утонул в городском дерьме!" Из-за собственной глупости он едва не подвел свой народ — он же прекрасно знает, насколько важна его миссия. И так дурацки поступить…

Дойдя до китобойного судна, Тимур увидел, что здесь не спят. У единственного узкого трапа стоял матрос с большим фонарем, при виде Тима он посветил ему в лицо, хрипло выкрикнул:

— Куда прешь бродяга?! Иди своей дорогой!

— Мне нужно увидеть капитана, или его помощника. У меня важное дело.

— Я боцман, выкладывай, что у тебя там. Капитану сейчас не до степных бродяг.

— Мне надо покинуть Тувис на вашем корабле. Высадите меня потом в первом же порту — я вас не обременю, и смогу оплатить проезд.

Тим вдруг похолодел, и, не обращая внимания на боцмана, принялся лихорадочно копаться в мешке. Проклятье — так и есть! Пояс с зашитыми серебряными монетами исчез. Остался лишь кошелек с медью, а это ничтожная сумма. Трижды проклятый бордель!

— Ты что там, казну императора потерял? — злорадно поинтересовался боцман.

Ответить Тим не успел — за спиной послышался восторженно-пьяный голос.

— А вот и мы! Заждались? О! И наш друг из степей тоже здесь!

Обернувшись, Тим увидел парочку вдребезги пьяных матросов. На ногах они держались лишь потому, что еще не определились в какую сторону падать. Один из них знаком — тот самый седобородый китобой, встреченный в "Трех якорях".

Боцман при виде пьяной парочки в невероятно грубой форме высказал предположение, что оба матроса всю ночь гнусно удовлетворяли похоть вонючего осьминога, а так же друг друга, всю городскую стражу, три якоря на вывеске трактира и сам трактир. Высказав эту смелую догадку, он деловито поинтересовался:

— А где Нурио? Он же уходил с вами! В какой заднице вы, плевки морские, его забыли?

Матросы недоуменно переглянулись. Тот, что был помоложе, резко нагнулся, будто ожидая, что найдет пропавшего Нурио у своих ног. Зря — нельзя так шутить с равновесием. Не удержавшись, завалился набок, поджал под себя ноги, мгновенно захрапел.