Константин Бояндин - Пригоршня вечности Страница 42

Нламинер очнулся оттого, что кто-то едва слышно всхлипывал неподалеку.

Давно уже ему не приходилось слышать подобного! Во многих килиан-представлениях слезы были почти неизменным атрибутом — в особенности когда показывали драму. Для самого Нламинера слезы ни с чем не ассоциировались: они наворачивались на глаза, если было очень больно или обидно, но плакать он не умел.

Где-то поблизости был человек. Человеческий ребенок, если быть точным. Нламинер открыл глаза и поразился. Зал был пуст. Представление завершилось. Кроме редкого, тихого плача лишь слабый свист ветра нарушал тишину.

Он посмотрел на далекую сцену — черное пятно в почти полном окружающем мраке — и вновь поразился, как можно было отсюда что-то разглядеть. Взялся за поручни, чтобы встать, и вцепился в них от неожиданности: едва он прикоснулся к прозрачному шарику, которым был украшен подлокотник, сцена рывком приблизилась к нему — словно вот она, протягивай руку и прикасайся. Сейчас, лишенная актеров, света, оркестра, она выглядела пугающе. Что-то тихонько поскрипывало за кулисами, подрагивала — видимо, от сквозняка — бахрома на них, и впечатление от этого создавалось самое гнетущее.

Нламинер отпустил шарик, и сцена вернулась на свое место. Но некогда было восхищаться столь интересными вещами: кому-то здесь, в необъятной темноте зала, было страшно. Нламинер мягко, по-кошачьи, перепрыгнул через ряд кресел, встал в одном из проходов и прислушался. Чуть ли не миля отделяла его от сцены. Неужели здесь всюду ходят пешком? В конце концов он заметил скорчившуюся, вжавшуюся в глубину кресла небольшую фигурку и направился к ней.

Ребенок продолжал плакать, время от времени что-то бормоча сквозь слезы. Язык был ему неизвестен, ну да не беда! Нламинер подошел поближе, присел и окликнул ребенка на Тален.

Крик, который был ему ответом, мог бы считаться оружием. Нламинера едва не отбросило назад. Нламинер щелкнул пальцами, зажигая магический огонек, и легонько шлепнул ребенка по щеке, чтобы оборвать истерику.

Это был мальчик лет семи. Он воззрился на Нламинера, оглядывая его лицо, задержался на его клыках и уставился на фонарик. Глаза ребенка широко раскрылись.

Судя по всему, с магией он не знаком. Нламинер чуть заметно усмехнулся и расцветил магический огонек всеми цветами радуги. Мальчик что-то сказал, показывая на огонек, но Нламинер, разумеется, ничего не понял. Он произнес еще одно заклинание и коснулся одной ладонью своего лба, а другой — лба мальчика. Тот сначала отпрянул, затем прикоснулся пальцами к меху на его руке.

— Кто ты такой? — спросил мальчик почему-то шепотом.

Нламинер улыбнулся и поднялся на ноги.

— По крайней мере, я не людоед.

Глаза раскрылись еще шире.

— Ты меня понимаешь?!

— Разумеется. Одно из самых простых заклинаний.

Мальчишка поглядел на него с нескрываемой завистью.

— Ты умеешь колдовать!

— Ну, положим, умею я не так много. Ты что, заблудился?

Мальчишка потупил взгляд.

— Я… ну… я видел этот театр во сне… и я захотел забрать себе вот это на память.

Он разжал кулачок и показал прозрачный шарик. Верно, выковырял из подлокотника. Нламинер рассмеялся бы, не будь у ребенка столь затравленного вида.

— Понятно, и проснулся не дома, а здесь. Тот кивнул.

— Попытайся поставить эту вещь на место и заснуть еще раз, — посоветовал Нламинер. — Тогда вернешься домой.

— Правда? — Впервые в глазах мелькнула надежда.

— Правда, — заверил его Нламинер, совершенно не представляя, что будет делать, если это не так.

— А ты кто? — выпалил мальчишка, все еще сжимая в руках шарик.

Нламинер покачал головой.

— Вряд ли я успею тебе объяснить. Я тут тоже чужой. И мне здесь сидеть никакой охоты нет. Так что выбирай — или пошли со мной, или возвращайся домой.

Он заранее знал ответ.

— Меня мама будет искать, — вздохнул мальчик. — Я лучше домой пойду. А мы еще встретимся? — В глазах его вновь мелькнула надежда.

Нламинер усмехнулся, снял с шеи свой амулет и надел его на мальчишку.

— Если не увидимся, оставишь себе на память, — сказал он. — Мне он приносил удачу.

Мальчишка не стал больше задавать вопросов, старательно ввернул шарик на место и скорчился в просторном кресле.

— Не уходи, — попросил он, закрыв глаза. — Побудь еще здесь, пожалуйста!..

Напряжение его сказывалось: стоило закрыть глаза, как сонливость немедленно охватила его.

— Не уйду, — пообещал Нламинер и уселся в соседнее кресло. На мальчишке была одежда, которой он никогда не видел на Ралионе. Ткань была словно отлита, а не соткана. Фасон тоже был неизвестен: такого никто не носил — ни люди, ни кто другой. «Не стану его расспрашивать, — подумал Нламинер. — Интересно, зачем я ему посоветовал снова заснуть?» Когда его обучали медитации, то одним из первых упражнений было не позволять языку опережать разум. Никогда не говорить, не подумав. Или ослаб его внутренний страж, что плохо — нельзя расслабляться! — или он сказал в каком-то смысле истину. «Сейчас засну, — подумал Нламинер, закрывая глаза, — и проснусь на Розовом острове. Рисса будет сидеть рядом, размышляя о высоких материях, а я буду сидеть и слушать прибой. И нет никакого маяка.»

И не было…

…Они остановились у входа в старинную гробницу (так пояснила Рисса — в то время Нламинер плохо владел заклинанием-переводчиком).

Какой-то текст был выгравирован над дверью, украшенной тонким барельефом. Изображался царь, сидящий на троне и вершащий правосудие. «Как давно это было, — подумал Нламинер, разглядывая изображенные регалии, — Сколько времени стоит здесь эта гробница?»

— Переведи текст, — попросил он Риссу. Та кивнула, опустила жезл и принялась читать:

Долго я искал того,

кто открыл бы мне тайну жизни.

Обращался я ко многим богам,

но откликнулся мне лишь Страж Смерти.

Он открыл мне ворота

и предложил мне вкусить Вечности…

Она запнулась.

— Текст частично сколот, — пояснила она. — Это одна из ритуальных надписей. Люди и многие другие расы полагают, что Наата — злобный бог, готовый истребить все живое и тем живущий. Они взывали ко всем мыслимым силам, чтобы те позволили покойнику поскорее покинуть загробный мир — по их представлениям, место мучений — и вновь вернуться в мир живых. Здесь выбито начало одной старинной легенды…

— Так они понимают Наату? — указал Нламинер на многорукое, зубастое и вооруженное устрашающим количеством клинков чудище, которое выглядывало из-за трона, хищно усмехаясь зрителям.

Рисса потрясла головой: