Владимир Перемолотов - Талисман «Паучья лапка» Страница 42

— Что ж… Раз надо — идите… Я помолюсь за вас.

— Помолись — согласился с ней Избор — Гаврила говорит помогает…Загоаор какой скажи, коли не забыла.

Избор чувствовал себя очень неловко. Тяжело осознавать, что ты нужен сразу в двух местах одновременно.

— Костров не разводить. И с дураком поосторожнее. А то он из вас лягушек понаделает…

— Ну и что дальше? — спросил Избор, когда они подошли к краю сделанного дураком острова. Он уже начал жалеть, что поддался на уговоры. — Где их теперь искать?

— Искать? — Гаврила оглядывался разыскивая в мокрой темноте что-то важное для себя — Это счастье ищут, а неприятности тебя сами находят. Пойдем.

Он усмехнулся.

— Если не найдем, то столкнемся…

— Ничего. Лбов не расшибем.

— Своих не расшибем, а за чужие что ручаться…

Избор шлепнул себя по шее — комарье совсем обнаглело — и пожал плечами, но делать нечего — шагнул в болото. Болоту было скучно без людей и жижа довольно чавкнула принимая их назад. Стараясь не шуметь, люди пошли тем же путем, который привел их к острову. Полотна тумана, выплывая им на встречу скоро занавесили его и закрыли небо. В белом мареве замелькали тени летучих мышей.

Под их писк они добрели до берега. Там все было по-прежнему — земля осталась землей, а деревья — деревьями. Избор нагнулся к уху Гаврилы.

— Куда теперь?

— А не все равно? — ответил Гаврила — Лишь бы не назад. Пошли направо. Бог поможет.

— Ладно. Веди.

Видно христианский Бог в эту ночь приглядывал за Гаврилой. Они не сделали и сотни шагов, как Гаврила встал.

— Песня! — тихо сказал он. — Ты слышишь?

Избор вслушался в ветер. Да. Гаврила не ошибся. Где-то на болоте мужские голоса пели песню.

— А не водяные? — на всякий случай спросил Избор. Место было глухое, болотистое. Луна скупо поливала болото светом. Туман, комары, лягушки… Водяным тут самое место.

— Чудишь — сказал Гаврила — песня-то про повешенного…

Глава 20

Это, конечно, были не водяные. Через десяток шагов они уловили запах дыма, и словно собаки внюхиваясь в ветер, побрели по болоту. Кругом булькало и глюкало. Наверняка в этом болоте кто-то был — водяные ли, болотники ли, но человека тут уже знали и боялись. Они слышали шлепки чьих-то лап по воде, в шорохе осоки слышался чей-то шепот. Изредка до них докатывались волны грязи, словно на их пути кто-то испугано погружался в глубину…

Будь это воинский лагерь, и веди они себя так же, как сейчас, их схватили бы еще на подходе, но разбойники вели беспечную жизнь. Никто из них не хотел ни сидеть в засаде, ни охранять дорогу, поэтому до островка, на котором обосновались лихие люди они добрались без особых неприятностей. Привыкнув к болоту они уже не обращали внимания на грязь, вонь и ругались не хуже разбойников, а выйдя на берег Гаврила не стыдясь хулил болотную нечисть и не скрываясь вылили из сапог болотную грязь.

Все так же почти в голос ругаясь, он сделал несколько шагов и тут Избор зажал ему рот. Из белесого тумана навстречу им выдвинулась бревенчатая стена. В песне уже можно было разобрать и слова и мотив. Избор попытался на слух определить, сколько тут всего лихих людей, но голоса были настолько одинаковые, что он не смог.

— Лучше б плясали — сказал Гаврила думавший о своем. Держась рукой за стену, Избор пошел вдоль стены. Едва они завернули за угол, как Избор тут же провалился рукой в окно. Он застыл, даже не опустив поднятой ноги на землю. Гаврила почувствовав опасность встал рядом. Под рукой заворочалось что-то мягкое и теплое. Теплый воздух обдал ладонь, а потом, руша страх, что был в душе, темнота мяукнула и лизнула руку. Он вздохнул, расслабляясь. А потом не задумываясь о последствиях схватил это шерстяное за шкирку и выкинул в ночь.

— Что там? — поинтересовался Гаврила — Разбойники?

— Домовой — отозвался Избор, загоняя остатки страха в кулаки, что бы были тяжелее — Лезет куда не нужно.

Он прислушался. Там было темно, кто-то сопел и к влажному запаху болота примешивался запах хорошей браги.

— Подсади — прошептал Гаврила.

— Ты куда?

— Туда. Посмотрю, может, найду чего.

С другой стороны дома доносился разговор, гремели, сталкиваясь, кружки и из окон несся запах горелого мяса.

— Найдешь того, кто захочет подраться, кричи. Приду посмотреть…

Он подставил плечо. Тяжесть навалилась на него и перекатилась внутрь.

— Будут резать — позови — отозвался изнутри Гаврила. Вместе со словами в мокрый воздух вылетел звук постукивания ладони о ладонь — Если занят не буду — приду…

Избор немного постоял, прислушиваясь к тому, что происходило в доме. Тишины не было. Разбойники продолжали петь песни и кто-то там начал стучать в бубен. За этим грохотом Гаврила растворился в темноте так ловко, словно стал частью дома.

Осторожно переставляя ноги, Избор прошел вперед до того места, где стена изгибалась, и подставляла себя под лунные лучи. Он осмотрелся. Русалки не грелись, засады не было.

В самой середине в стене чернела дверь, а за ней — окно. Вбитые в сырую землю обрубки бревен разной высоты манили подняться и зайти. Избор не стал противиться. Вынув из сапога нож, он так и сделал.

….Окованный железом сундучок стоял в изголовье кровати. Никому в голову не пришло спрятать его. Чужих людей тут не бывало, а воровать друг у друга было не в обычае. И то верно — мир вокруг них был так велик и богат, в нем было столько купцов, что обирать друг друга было не только не хорошо, но и просто глупо. На крышку падал луч света, делая сундучок самой заметной вещью в комнате. Избор понял, что если и есть тут что-то — так именно тут.

Несколько секунд он осматривался, в распахнутое окно вливалось достаточно света, что бы увидеть всю комнату. Он поймал себя на мысли, что тянет время. Под крышкой могло оказаться все что угодно от черствой краюшки хлеба до змеи, что, говорят, укусила самого Вещего Олега, и после тяжелого пути по болоту он не хотел разочаровываться. Пальцы его коснулись крышки и чуть приподняли ее. Сердце дважды стукнуло невпопад, пока оттуда не выплеснулся золотой свет. Сундучок был полон золота.

— Вот она, жизнь-то — подумал Избор. — Один ищет, а другой находит.

То, что искал Гаврила лежало сверху. Все остальное — рядом. Там были серебряные и золотые монеты, женские украшения. На особицу лежали кресты с драгоценными камнями и мешочек с новыми, еще не ходившими по рукам монетами. Драгоценности княжны лежали, завернутые в белую тряпочку. Избор не поленился развернуть тряпицу. Все было на месте — и кольца и ожерелье и перстеньки.