Пол Андерсон - Три сердца и три льва Страница 43

Глава 4

За стенами стоял серый день, солнце пряталось за низкими облаками, время от времени начинал моросить дождь. Коровы, пасшиеся на ближайшем выгоне, казались невероятно красными на фоне мокрой зеленой травы. Сквозь открытое окно в комнату проникала промозглая сырость, которой храбро противостоял стреляющий искрами огонь в очаге.

Конечно, назвав свою комнату камерой, Руперт выразился чрезмерно энергично. Это была широкая палата, удобно обставленная, устланная коврами. Но принц отодвинул в стороны большую часть обстановки, чтобы освободить место для рабочего стола. И теперь Руперт стоял возле него, осторожно ведя резцом по воску, наложенному на медную пластинку. Время от времени он брал кусок хлеба или мяса или делал глоток эля из стоящего рядом кубка.

Раздался стук в дверь, едва слышный сквозь ее дубово-металлическую толщу. Руперт раздраженно откликнулся. Но его раздражение растаяло, когда он увидел Дженифер. Один из стражей, стоявших на площадке лестницы, тут же занял пост в дверях.

— О, добро пожаловать, леди! Какой приятный сюрприз! — принц поклонился.

Хотя Руперт был одет в запятнанные кислотой рабочую блузу, бриджи и домашние туфли, а на девушке был хотя и темный и строгий, но очень дорогой наряд, принц выглядел более изысканным. Девушка вспыхнула, сжала руки и опустила глаза.

— Чем обязан вашему визиту? — спросил Руперт. И добавил с усмешкой: — И где ваша дуэнья?

— Я… я от нее сбежала, — прошептала Дженифер. — Она бы ни за что сюда не пошла.

— А, небось боится испачкать свои крахмальные юбки и свою непорочность в моей пропитанной серой берлоге? Бедная Пруденс! — Руперт громко расхохотался. — Но ведь и вы пришли сюда впервые с тех пор, как я заключен в этой башне, а между тем прошло уже четыре недели! — Веселость принца угасла. Шагнув ближе к девушке, он осторожно сказал: — Вашему дядюшке это не слишком понравится, даже если он и ничего не скажет… ему давно не по душе то, что мы с вами слишком много гуляем вместе, играем в шашки и шахматы — и все это на глазах у всех. — Тут принц вспомнил о Круглоголовом, стоявшем в дверном проеме, и одарил его язвительным взглядом, добавив: — А впрочем, вас все равно охраняют.

— Но в этом нет необходимости, — Дженифер говорила, уставясь на собственные пальцы. — Ваше высочество — человек чести. Я пришла… потому что вы давно не выходили… я боялась, что вы заболели, — зеленые глаза внимательно глянули на Руперта. — Но у вас здоровый вид.

— Я здоров.

— Слава богу… — она произнесла эти слова так, словно молилась.

— Как мило с вашей стороны, что вы обо мне беспокоились. С того дня, как зарядил дождь, за дверью просто нечего делать, и я занялся искусством, как я это делал когда-то в Лидсе, и настолько увлекся делом, что мне не хотелось отрываться от него, — Руперт внимательно посмотрел на девушку. — Я только теперь понял, как мне не хватало вас.

— Ох… — она нервно сглотнула. — Можно мне взглянуть, что вы делаете, ваше высочество?

— Это гравюра, изображающая святого Георгия и дракона, но это еще не победа, это сама схватка. — Дженифер следом за принцем подошла к столу. Ее нетренированный взгляд не мог разобраться в линиях на медной пластинке, и она посмотрела на рисунок, с которого делалась гравюра.

— Как же это прекрасно, все как живое! — вздохнула она.

— И весьма современно, — сказал Руперт, усмехнувшись. — Ну, спасибо вам, Дженифер, — он встряхнул головой, пытаясь сбросить уныние. — Может быть, посидите немного со мной, поболтаем?

Он придвинул к очагу два кресла. Девушка подождала, пока не сел принц, и лишь после того опустилась в кресло. Руперт улыбнулся, глядя на нее, и улыбка смягчила обычную суровость его черт.

— Во многом это место напоминает мне Лине, — заметил он. — Включая также и присутствие прекрасной дамы.

Дженифер застыла. Огонь бросал отблески на ее лицо; голос девушки прозвучал едва ли громче треска искр в очаге:

— Кто это был? — И, помедлив немного, Дженифер смущенно добавила: — Простите мою бесцеремонность, лорд.

— Вам не за что просить прощения, миледи. Хотя это странно… разве я не рассказывал вам о дочери графа Куфстейна? Вы так горячо расспрашивали меня о прошлом — а это лестно любому мужчине, — что я думал, вы знаете все подробности моей биографии.

— Нет, вы ничего не говорили о тех трех годах, когда вы были в плену в Австрии, — сказала девушка и наклонилась к принцу. — Я это понимаю. Сходство ситуаций… — Голос ее чуть дрогнул. — Так что не нужно мне рассказывать об этом, принц Руперт.

— Думаю, я бы с удовольствием рассказал, если вы не возражаете, — медленно произнес он.

— Тогда говорите.

Их глаза встретились. Но тут же Руперт перевел взгляд на огонь в очаге.

— Такое сердечное тепло, — задумчиво проговорил он, — для сына Ледяного короля…

— Ледяной король?..

— Вы не знали о его прозвище? — Руперт с легким удивлением посмотрел на Дженифер. — Да, моего отца звали именно так, в то время, когда он правил в Богемии. Уверен, вы знаете, как Англию раздражала политика пфальцграфства.

— Я не слишком образованна, ваше высочество, — смущенно откликнулась Дженифер. — Вы же знаете, я выросла на диком и пустынном побережье в Корнуэлле. До четырнадцати лет я не училась в школе, а после того жила в монастыре, а в этой тюрьме немногому меня научили, — она весело глянула на принца и хихикнула. — Только, пожалуйста, не повторите это при моем дядюшке Мэлэчи.

Руперт тоже рассмеялся и глянул в сторону стражников. Они находились достаточно далеко, чтобы можно было говорить без опаски, хотя и не слишком громко.

— Вы почти ничего не рассказывали о себе, — заметил Руперт.

Девушка глубоко вздохнула.

— Да ведь и рассказывать-то нечего, ваше высочество.

Принц очень серьезно посмотрел на нее.

— Дженифер, — сказал он, — вы так веселы и очаровательны, и… так заботливы; вы словно звезда, путеводная звезда. Сегодня я понял, что до сих пор принимал все это как нечто само собой разумеющееся. Я не думал, что задержусь здесь… — заметив, как она поражена его словами, он кивнул. — Да. Из донесений ясно, что Рыцари повсюду проигрывают Круглоголовым. Вскоре дороги на Лондон будут свободны, и меня увезут… Ну, миледи, если я для вас и вправду рыцарь, хотя и нахожусь на стороне ваших врагов — дайте мне что-нибудь на память, как это делалось в старые добрые времена… что-нибудь, маленький сувенир. И расскажите о себе, обо всей вашей жизни, с самого раннего детства. Неважно, если что-нибудь я уже знаю, — он чуть скривил губы. — И напомните, в каком родстве вы состоите с Шелгрейвом?

То ли она покраснела, то ли это был отсвет огня из очага… Довольно долго Дженифер смотрела на пылающие поленья, потом вдруг резко повернулась к Руперту и сказала:

— Только если в ответ вы расскажете все о себе, принц.

— Справедливое условие, — ответил он, заставив себя улыбнуться; потом наклонился к девушке и положил руку на ее пальцы. Дженифер судорожно вздохнула и вцепилась в руку принца; слезы выступили у нее на глазах. Пуританин, стоявший у входа и не сводивший с нее глаз, обернулся назад и что-то негромко сказал своим товарищам.

Руперт отпустил руку Дженифер и откинулся на спинку кресла.

— Впрочем, вы проиграете, — сказал он. — Ведь я услышу нечто совершенно новое для меня, а вы… а вам придется выслушать старую как мир, избитую историю.

— Но разве может состариться история подвигов?

Руперт поморщился.

— Начинайте! Леди — первая.

Дженифер неуверенно заговорила:

— Вы уже знаете — моя мать и тетушка были дочерьми Горацио Бинстрока, йоркширского купца; он был конгрегационистом, но веселым и добрым человеком, а не упрямым реформатором. Моя тетушка вышла замуж за сэра Мэлэчи, но у них не было детей. Моя мать была моложе, не отличалась послушанием и сбежала с Фрэнком Элайном, наполовину французом, наполовину корнуэльцем, капитаном корабля… и католиком. Ее отец умер, и сэр Мэлэчи отомстил ей за ее неблагоразумный поступок, устроив так, что капитан лишился работы. После этого мои родители вернулись на родину отца, в маленькую деревушку на скалистом, поросшем диким лесом берегу, где отец стал совладельцем рыболовного суденышка; иной раз он перевозил какие-то грузы, иной раз занимался контрабандой, похоже… — Дженифер робко взглянула на принца, но, увидев, что тот пристально смотрит на нее, тут же опустила глаза. — Я тем временем подросла… я была старшей из четверых детей. Я научилась лишь французскому языку — от отца и его друзей с той стороны канала. Когда мама умерла, мне — в десять лет — пришлось стать хозяйкой дома, присматривать за младшими и за отцом, а он стал много пить… Он утонул четыре года спустя, осенью. Боюсь, наша семья редко бывала в церкви; но все же священник был настолько добр, что написал в Лондон моим дяде и тете. И они, будучи бездетными, взяли нас под опеку.