Маргит Сандему - Томление Страница 43

Неужели оба брата могут оказаться столь непохожими по характеру?

Вот уж действительно, малыш Маттиас унаследовал от своих родителей все самое лучшее, тогда как его злополучный брат — только худшие их стороны. Но все также не могли не заметить, что внешность у Кольгрима делается все менее и менее безобразной и отталкивающей. Конечно, в его лице оставалось по-прежнему что-то гипнотизирующее, как и непонятный блеск в странных глазах.

Каждый, кто заглядывал в глаза Кольгрима, испытывал безотчетный страх, — сам не ведая, почему.

Все это время Сесилия очень много помогала им всем. Она частенько забирала Кольгрима с собой в Линде-аллее, освобождая таким образом Ирью и Лив. А дружила она больше всего с Тарье, ведь у них было так много общего.

В Линде-аллее жизнь шла своим чередом. Мета занималась хозяйством, — готовила, чистила, скребла, не зная ни минуты покоя. В этом она не была похожа на Силье, которая все перепоручала своим служанкам. Нет, Мета норовила все сделать сама. Аре часто работал в лесу, он приходил к обеду усталый, немногословный, а за ним бежал Бранд, копия своего отца. Нередко их сопровождал и неугомонный Тронд. Аре работал на земле уже многие годы, и он терпел вмешательства Тронда, который все стремился усовершенствовать ведение хозяйства. «Лучше не сделать», — упорствовал отец. Так что пока ни одно предложение Тронда не было принято.

Жаль Тронда, думал иногда Тарье. В нем так много энергии и жизненных сил. Но в Линде-аллее все это остается втуне. Тарье даже заговаривал об этом со своим братом, и Тронд соглашался с ним. Ему хотелось уехать, но не учиться, как Тарье. Нет, мальчик мечтал стать ополченцем. Однако Аре вряд ли отпустить его: кто тогда будет заниматься имением?

— Все уладится, — говорил брату Тарье и хлопал его по плечу. — Ты еще молод и обязательно найдешь свое место в жизни.

Тронд благодарно кивал ему. Никто даже не задумывался о том, что между братьями всего лишь год разницы. Тарье всегда смотрелся намного старше своих братьев.

Однажды Сесилия и Тарье сидели вместе в Линде-аллее и обсуждали Копенгаген и Тюбинген, обмениваясь впечатлениями. Сесилия не сводила при этом глаз с Кольгрима. Внезапно она услышала в прихожей голос господина Мартиниуса. Оба встали навстречу священнику.

Тот разговаривал тем временем с Аре и Метой. По всей видимости, речь шла о детях-сиротах, для которых собирались пожертвования.

— Что бы это значило? — пробормотал Тарье. — Священник пришел сам? А как же его кукольная жена с холодным взглядом, которая раньше всегда занималась подобными вещами?

— Его жена?

— Ну да.

— И у нее действительно холодный взгляд? — поинтересовалась Сесилия.

— Да. Ее боготворят в приходе. Но я лично терпеть ее не могу.

— Я тоже.

— А разве ты ее видела?

— Нет.

Тарье улыбнулся.

Священник, увидев девушку, потупил взор, но затем поблагодарил за прошлую встречу и поприветствовал обоих.

— За прошлую встречу? — переспросила Сесилия. — Уж не имеете ли вы в виду тот раз, когда мой племянник мешал вам окрестить своего младшего брата? Нечего сказать, веселые выдались крестины тогда. А вы уже побывали в Гростенсхольме сегодня?

— Нет, я только еще собираюсь туда.

— Вот и прекрасно, — прибавил Тарье. — Они составят вам компанию. Сесилия вместе с этим сорванцом как раз отправляются домой.

Сесилия улыбнулась господину Мартиниусу.

— Дядя Аре, я надеюсь, вы уже сделали священнику пожертвование, и теперь мы можем отправиться в путь.

Она сердилась на Тарье, хотя смутно чувствовала, что и ей самой хотелось бы вернуться в усадьбу в сопровождении священника.

И они направились в Гростенсхольм, а Кольгрим скакал вокруг них на своей деревянной лошадке. На улице было солнечно и холодно, земля была мерзлой, и на ней все еще плотным слоем лежал снег.

— В прошлый раз мы все очень спешили, — нарушила молчание Сесилия. — Я не очень стеснила тогда вас, господин Мартиниус?

Она знает мое имя, лихорадочно подумал он. Она знает, как меня зовут, и она выговаривает мое имя с неизъяснимым очарованием.

В замешательстве он произнес:

— Нет, вовсе нет, просто…

Он оборвал сам себя, но Сесилия обратила внимание на его быстрый взгляд в сторону своего двора.

— Вы боитесь, что теперь нас заметит ваша жена? Даже издалека? В таком случае, у нее великолепное зрение. Но ведь я совсем неопасна!

— Что вы! Нет, я подумал…

— Может, она следит за вами? — не отставала Сесилия.

— Фрекен Сесилия, как можно! Моя жена прекрасная женщина!

— Разумеется, — со всей серьезностью ответила Сесилия. — И, как я слышала, она очень набожна.

— Это так и есть.

— И порядочна.

— Очень.

— И мила необычайно!

— Как ангел!

— Все это действительно изумительно. Но одно не исключает другого. Как вам нравится здесь, в приходе?

— Мне здесь очень хорошо. Вам, наверное, известно, что я вместе с Ирьей и Тарье помогал господину Тенгелю во время чумы? Именно тогда мы стали друзьями на всю жизнь.

— Это случилось вскоре после того, как я уехала в Копенгаген… Не лезь на дерево, Кольгрим! И тогда же, в ту эпидемию, скончались бабушка Шарлотта и дедушка Якоб. Я так жалела тогда, что не смогла приехать домой.

Он изумлялся ее внезапным переходом от шутки к серьезности. Ему нравилась ее манера разговаривать.

Невольно он вернулся в мыслях к своей жене, и сразу ему почудилось, что словно солнце спряталось за большую тучу.

Мозг господина Мартиниуса перебирал всевозможные варианты. Подумать только, а если бы фрекен Сесилия не уехала, когда он появился в приходе? Что, если бы они оба боролись с эпидемией чумы? Как бы тогда сложилась его жизнь, встреть он ее раньше?

Теперь же было слишком поздно.

Тарье шел навестить больного. Однако крестьянина пырнули ножом в одной из тех многочисленных стычек на праздники. Сесилия вызвалась помочь Тарье, и тот согласился.

Крестьянина только что принесли домой. Тарье не обратил внимания на убогость обстановки, на многочисленных детишек вокруг постели отца. Сесилия же, напротив, сразу заметила все это. Такими же нищими были и соседи крестьянина.

Этот человек не должен умереть! Смерть его стала бы трагедией для молодой жены и всего его семейства.

Тарье внимательно осмотрел рану больного. Затем он отозвал в сторону одного из крестьян и тихо сказал ему:

— Позови-ка для верности священника.

Крестьянин кивнул и вышел. Но Сесилия успела услышать, о чем просил его Тарье. Ей стало страшно за жизнь этого бедняги.

Нож едва задел желудок крестьянина. И когда Тарье осматривал рану, то Сесилия ощутила, как пол под ее ногами закачался. Зачем она только напросилась помогать Тарье? Она сделала это из самых благородных побуждений, но видеть собственными глазами эти ужасы ей не под силу. И это он, мужественный Тарье, держится теперь так спокойно и хладнокровно. Он, кто сидел себе дома в Гростенсхольме и вел беседы с милой Ирьей!