Оксана Панкеева - Путь, выбирающий нас Страница 43

— Два процента? Вы обещали двенадцать! Да знаете ли вы, сколько с меня дерут эти переселенцы?! Особенно Ольга, учитывая ее образование и положение при дворе! Десять за консультацию? Ей? Да она меньше чем за сто пятьдесят и смотреть не станет! А вам уже авансом опознали медаль и зажигалку!

— Оптом — дешевле, — добавила Ольга. — Вот про эти три вещички могу еще рассказать, если вас интересует.

— Оптом — по сто, — тут же подхватил Жак.

— Зажигалка не считается, — возразил почтенный Цынь, опять клацая счетами. — Я ее вам отдаю. Восемьсот, и ни монетой меньше!

— С описанием этих трех предметов — пятьсот!

Торговля затянулась надолго, и Ольге скоро наскучили бесконечные трехзначные числа, рекламные трели продавца и обоюдные жалобы на крайнюю бедность. Последовав примеру Зинь, она побрела по лавке, рассматривая витрины, и совершенно неожиданно наткнулась на полочку с относительно недорогими товарами. Как объяснил прискакавший на зов хозяин, уцененные товары представляли собой магические артефакты с изъянами. То есть возвращенные покупателями из-за различных неисправностей или экспериментальные образцы, толком не доделанные. Ольга изучила ассортимент повнимательнее и решила, что колечко со встроенным телепортом за семьсот золотых — это именно то, что ей надо. Дядюшка Цынь минут десять заливался соловьем, расписывая уникальность и неповторимость единственного в мире телепортирующего артефакта, после чего кратенько добавил, что изобретателю, к сожалению, не удалось довести свое творение до ума и в нем имеются некоторые дефекты. Во-первых, надо каждый раз носить к магу заряжать, а во-вторых, полностью отсутствует настройка. То есть телепорт работает, можно не сомневаться, проверено с гарантией. Но задать точку прибытия невозможно в принципе. Словом, игрушка для рисковых людей.

Ольга рассудила, что Кира как раз из рисковых, а также что в ситуации, подобной недавнему знакомству с Горбатым, сгодился бы и такой вот телепорт куда глаза глядят, и решительно заявила, что возьмет колечко, если ей уступят его по бартеру за консультации. Жак тихо взвыл, и торговля началась сначала. В результате они приобрели колечко, рогульки, кубик и зажигалку за символическую цену в двести золотых. Ольга добросовестно описала все, что нашла знакомого в лавке, включая «фрагмент Рунных доспехов», а перед самым прощанием дядюшка Цынь все-таки расщедрился и добавил к прочим покупкам приглянувшегося покупательнице зверька. «За счет заведения». Знала бы Ольга, во что выльется ее любовь к животным, — десять раз бы подумала, прежде чем тащить домой незнакомого грызуна, да еще ядовитого и у мага краденного…

Всю дорогу Жак ныл, что они продешевили и что можно было еще сотню выторговать, если бы его не торопили, но Ольга напомнила, что ему, бездельнику, некуда время девать, а у нее еще платье и прическа не готовы. Именно этими важнейшими проблемами она и занялась, примчавшись домой и поспешно сунув свое приобретение на полку.

Зверек стоял столбиком и удивленно пялился немигающими глазками-бусинками на новую хозяйку, которая с руганью и стонами рылась в шкафу.

Золотая луна благополучно перевалила за середину. Вся живность Вийонского леса, включая семерку героев, чувствовала приближение осени. Особенно остро чувствовал его юный Роберто Льямас, на которого легли основные заботы по сбору урожая. Гном и маг постоянно пропадали в городе на заработках, лучник — в лесу на охоте, Жюстин была занята своим домашним лазаретом, а все прочие взрослые до сих пор оставались нетрудоспособными. Мальчишка день-деньской копошился в огороде, страшно недовольный тем, что его не берут на охоту, но понимающий, что возражений никто не станет слушать. Две предыдущие недели ему хоть немного, одной рукой, помогал Савелий, но с наступлением полнолуния хромой волк стал передвигаться с большим трудом и на улицу выползал только погреться на солнышке или повыть на луну.

Кантор осени не чувствовал. Его ощущения были заняты более простыми и материальными явлениями.

Жюстин не обманула — чувствительность и подвижность правой стороны постепенно, но неуклонно возвращались.

Он уже мог немного опереться на больную ногу и ежедневно до изнеможения ходил вокруг дома, с нетерпением дожидаясь дня, когда сможет бегать, как привык.

Каждый день пробовал на прочность руку, проверяя, когда она начнет выдерживать вес тела, чтобы можно было хоть раз, хоть символически отжаться от пола и почувствовать себя полноценным человеком.

Как бедная сиротка из сказки, перебирал по зернышку смесь нескольких круп, тренируя глаз и мышцы кисти. Последние несколько дней зернышки не приходилось ловить, как расползающихся тараканов, и Кантор с радостью и азартом ученика готовился к новому, усложненному упражнению — письму и рисованию.

Разговаривал он уже вполне разборчиво, сведенные мышцы лица расслабились и заработали нормально, только иногда еще непроизвольно подергивались.

Ничего похожего на припадки, которых опасалась целительница, пока не случалось. Зато приступы головной боли повторялись через день с непонятным постоянством, несмотря на все ее старания. Кантор не особенно переживал. Успев мысленно себя похоронить и затем вернувшись к жизни, он слишком радовался этому чудесному процессу и посвящал ему все свое время и внимание. А боль… что ж, не в первый раз, бывало и хуже.

Со временем не только тело, но и мысли постепенно приходили в порядок. И как раз во второй половине Золотой луны, когда и целительница и ее пациенты убедились в реальности своих надежд и поняли, что выздоровление — только вопрос времени, Кантор впервые серьезно задумался о вещах более абстрактных, чем ловля шустрых зернышек на блюдце.

Пристальнее понаблюдав за Жюстин, он окончательно убедился, что милая монахиня, принесшая обет целомудрия, влюблена в своего полуживого пациента как девчонка. После случайного приема, невольно открыв тайну сероглазой целительницы, Кантор еще несколько раз замечал ее взгляд, непроизвольные движения пальцев в своих волосах, а один раз даже эмпатически поймал столь откровенное желание, что сам потом полночи не мог уснуть. Пожалуй, «влюблена как девчонка» было бы не совсем удачным определением. Чувства сестры Жюстин более походили на любовь взрослой, зрелой женщины, точно знающей, чего она хочет от мужчины, и совсем не подобали смиренной монахине.

Кантор напрасно уверял себя, что бояться нечего, что глупо было бы ожидать каких-то любовных подвигов от больного, едва способного передвигаться. Страх не уходил.

Кантор напоминал себе, что он полностью в своем уме, способен контролировать свои поступки и даже самая пылкая страсть уже давно не застилает ему разум, как это бывало в бурной юности. Страх не отступал.