Юлия Латынина - Инсайдер Страница 43

– Вы подали жалобу, господин Теренс Бемиш, – сказал государь, – изложите мне, в чем вас обидели.

– Я не подавал этой жалобы, – сказал Бемиш. – Однако у меня вопрос к господину Шавашу: на каком основании был отменен инвестиционный конкурс и на каком основании компания была продана за сумму, на треть меньшую, чем та, что я предложил?

Государь повернулся к министру финансов.

– Я бы хотел услышать ответ на этот вопрос, господин Шаваш.

– Мы не отменяли конкурса, – заявил Шаваш, – а просто провели его в более сжатые сроки. Что же касается заявки господина Бемиша, то мы признали ее недостаточной после того, как инвестиционный банк «Леннфельд и Тревис», который должен был выступить андеррайтером облигаций, и еще несколько крупных коммерческих банков, кредитовавших господина Бемиша, отозвали свои обязательства о предоставлении средств, убедившись в завышенной сумме предложения.

– После отказа одних инвесторов я нашел других! – закричал Бемиш.

– Компания в Горном Варнарайне, ссудившая вам деньги, не имеет кредитной истории и чрезвычайно подозрительна. «SC-трейдинг», обещавший разместить ваши облигации, – это крошечный инвестиционный бутик, не пользующийся авторитетом на рынках капитала. Мы сомневаемся, что размещенные им облигации будут стоить дороже пятидесяти сентов за денар. Таким образом, реально ваша заявка сравнима по цене с заявкой «Венко».

В этот момент в павильоне появился еще один человек – Ричард Джайлс. Его ввели двое слуг в парчовых кафтанах. Джайлс поискал глазами место понезаметней и стал у стены в метре от Бемиша.

– При этом поведение господина Бемиша, – продолжал Шаваш, – не оставляло сомнения, что он не хочет приобретать Ассалах. Задолго до своего появления на планете он вел скупку Ассалахских акций через несколько фирм, не регистрируя, вопреки закону, того факта, что он является реальным владельцем почти семнадцати процентов акций Ассалаха. Единственной целью тут было – оказать давление на будущий менеджмент компании, с тем, чтобы те приобрели акции по более высокой цене. Для достижения этого Теренс Бемиш не брезговал ничем. Иностранец, чуждый обычаям и нравам нашей страны, думающий только о своей наживе, он воспользовался своим положением хозяина близлежащей усадьбы, чтобы заставить крестьян подарить ему имевшиеся у них акции. Местного чиновника он принудил отдать ему ценные бумаги, приобретенные в то время, когда акции Ассалаха стоили по сорок ишевиков штука, стращая его смертью, а потом не постеснялся снять его с должности! В связи с нарушением Теренсом Бемишем законодательства о максимальных размерах необъявленного пакета я требую, чтобы компании «Ранико», «Алвисир-инвест» и «ЛЛА» были вычеркнуты из реестра держателей акций Ассалаха безо всякого возмещения их убытков.

Император поднял руку.

– Это серьезные обвинения, господин Бемиш. У вас есть что возразить?

– Возразить? Разумеется! Шаваш тут говорил о тех ценных бумагах, которые были безвозмездно розданы крестьянам в возмещение за строительство космодрома на их земле. Или вы вправду поверите, что Шаваш дожидался меня, чтобы отнять у крестьян эти акции? Да!

Я отобрал эти акции у чиновника – потому что намеревался вернуть их крестьянам. Шаваш упрекает меня в нарушении ваших законов о ценных бумагах. Они были бы нарушены, если б «Ранико» имела свыше пяти процентов акций и не зарегистрировала этот факт. В противном случае ни о каких нарушениях и речи идти не может. В отличие от меня, Шаваша можно обвинить во многом, и прежде всего в том, что на праздник Цветения Слив Шаваш, будучи президентом компании, вместо того, чтобы дарить друзьям подарки, просто взял и напечатал для них акции. По вашим законам такие действия являются преступлением. Я осмеливаюсь утверждать, что «Венко» была осведомлена о произошедших безобразиях и что именно этим хищением объясняется стремление господина Шаваша продать компанию тому, кто не скажет, что его ограбили.

– Вы можете что-нибудь возразить, господин Шаваш? – спросил император.

– Разумеется, – сказал Шаваш. – Однако мне нужен для этого комм или любое устройство для проигрывания голографических записей.

Искомое нашлось через минуту, – дворцовый служка торжественно внес в залу здоровенный стационарный комм на трех золотых ножках. Шаваш нашарил в кармане чип, сунул его в считывающее устройство и нажал на кнопку.

Между рожками комма в воздухе возникла раскрытая веранда харчевни, окошечко и столик. Бемиш сидел за столом с маленьким человеком, в котором он, напрягшись, узнал дворцового чиновника, предлагавшего ему купить картины из императорских сокровищниц.

Бемиш рассматривал голограммы с картинами из дворцовых сокровищниц, и среди голограмм была картина Коинны. Потом Бемиш ткнул пальцем в девушку с драконом и указал еще на несколько голограмм. Чиновник кивнул.

Потом картинка внезапно стала плоской – видимо, снимали обыкновенным коммом, используя его как видеокамеру. На картинке была группа людей, вносящих в особняк Бемиша несколько ящиков, а затем картинка снова стала трехмерной и показала «девушку с драконом» в рабочем кабинете Бемиша.

– На словах этот человек радеет о нравственности, – сказал Шаваш, – а втайне покупает за тысячу денаров картины, которые стоят миллионы, – картины из запретных покоев, которых не может касаться глаз простого смертного! Его наглость дошла до того, что картину Коинны, являющуюся национальным достоянием народа, картину, которая входит в первую сотню священных предметов дворца, картину, перед которой предки императора совершали бескровные жертвы и которой молились о счастье династии, – эту картину он повесил у себя над столом, чтобы двое прародителей династии Алома могли смотреть на пончики, которые кушает иномирец, подсчитывая на компьютере стоимость нашей империи! Я не знаю, какие наказания полагаются тем, кто играет на бирже, но дворцовым ворам вырывают кишки, по еще никем не отмененному закону! И в этом законе не написано, что для иномирцев следует делать исключение, потому что принят закон был четыреста пятьдесят лет назад, когда империя была центром мира и ни о каких людях со звезд никто и слыхом не слыхивал!

Первый министр Яник даже прищелкнул от восхищения языком, слушая Шаваша. В отличие от иномирцев, он очень хорошо знал, что государь равнодушен к ценным бумагам и урановым рудникам, в которых он не очень понимает, но крайне гневается, когда речь идет о воровстве во дворце; почти все, что растаскивалось, было не только искусством, но и предметом поклонения, и государя больно ранило, что невежественные иномирцы покупают за гроши то, что не имеет цены.