Юрий Иванович - Невменяемый скиталец Страница 44

А тем не терпелось скорее остаться одним и обменяться накопившимися мнениями. Поэтому граф хлопнул в ладоши и в гостиницу ввалился тот самый молодой, но весьма огромный слуга, который и вчера сопровождал рабов

— Я здесь, ваша светлость!

— Забирай этих вояк и пусть ещё немного посидят в сарае, потом мы с ними определимся окончательно.

— Исполняю!

— И не забудь им чего-то съестного добавить. Не отощали бы…

— Будет сделано! — и обращаясь к рабам: — За мной!

Уракбай повёл за руку своего подопечного и тот вдруг радостно залопотал:

— Кушать? Зар — работал. Много кушать?

Его опекун только и успел что успокаивающе зашипеть, но уже в дверях отчётливо расслышал озлобленные слова герцогини:

— Ух! Что за недоумок!? Смотрю на него, и всё внутри от неприятных ощущений переворачивается. Что-то в нём страшное и неприятное гнездится. И выглядит как тупой скот, и жрёт за трёх похасов!

Ответ графа Уракбай не расслышал, но судя по тону, хозяин поместья осмелился высмеивать склочную колдунью, потому что после пространной фразы, послышался дружеский смех.

Пока их проводили к сараю, да и впоследствии, Дельфин обдумывал складывающиеся условия жизни со всей возможной для его мозгов интенсивностью. По всей вероятности графская чета Бинокко, вчера явно разыгрывала свой испуг и угодничество по отношению к стервозной Вилейме, родовое имя которой так пока и не удалось услышать. Такое поведение при посторонних гостях явно имело под собой какие-то глубокие, важные мотивы и если бы удалось про них хоть частично догадаться, то соответствующим образом построить собственное поведение в дальнейшем. Ко всему прочему поражал и явно нездоровый интерес местных столпов общества к воинам диверсантам, которые уничтожили Титан. Словно они искали подтверждения своим не то догадкам, не то убеждениям. При этом весьма интересным становился и тот факт, что и сам граф оказался выходцем из Кремниевой Орды и нисколько этого не скрывает. А что это значит? Вернее что следует из того, что иноземец так прочно влился в местное общество, что даже заимел титул графа? Каким образом такое можно сделать? Неужели просто женившись на местной наследнице графского титула? Дельфин не слишком разбирался во всех этих причинно-наследственных различиях аристократии и дворянства, но тоже понимал: что-то здесь не вяжется. Хорошо бы конечно все тонкости выведать у слуг, а ещё лучше у завистливых соседей, но кто станет откровенничать не просто с новыми подданными королевства Менсалония, а с самыми крайними и бесправными рабами знатного господина? Правильно, никто.

Потому что гигантский слуга тоже не купился сегодня на несколько лестных комплиментов, болтать лишнего не стал и от невинных вопросов только отмахнулся своей ручищей. Хотя в итоге всё-таки купился: заглянув в пустую корзину и, прикинув остатки разложенных на столе продуктов, присвистнул:

— Да вас легче убить, чем прокормить!

Затем, не дожидаясь оправданий, умчался с пустой корзиной на кухню и вскоре вернулся с переполненной. При этом выглядел донельзя довольным:

— Раз граф приказал, то нам не жалко. Но если вы и это за один раз слопаете, мне никто не поверит. Подумают, что прячу где-то или отдаю шейтарам.

И убежал. Хоть как его ни пытался остановить важнейшими вопросами Уракбай. У молодого ордынца даже аппетит пропал от досады, а ведь он тоже с утра ничего не ел. Зато Заринат опять показал себя во всей красе. Видимо у него в сознание остались только превалирующие инстинкты по поводу собственного кормления. Он планомерно и качественно поглощал один кусок мясных блюд за другим и с удивительной затейливостью перемежал всё это овощами, хлебом и свежей зеленью. В который раз молодой сослуживец подивился такому непомерному аппетиту, но теперь попытался припомнить и сопутствующие подначки в сотне по этому поводу. Попытался и не смог. Не было никаких шуток и басней на эту тему однозначно. Если бы десятник так много ел, про него обязательно слагались бы легенды. А так…

Но глядя на старшего товарища, Уракбай почувствовал и собственное вожделение к еде. А при наличии такой огромной и переполненной корзины, отказывать себе в чревоугодничестве — грех непростительный. Вскоре, уже оба сослуживца тяжело пыхтя и потея в своих «парадных» одеждах пытались травяным отваром из большой фляги хоть как-то утрамбовать внутрь пищевода, торчащую наружу пищу.

Первым с этим непосильным действием, справился Дельфин. После чего с трудом поднялся, несколько раз протяжно зевнул и переваливаясь добрёл до импровизированных полатей. Завалился боком и, усиленно держа глаза открытыми, со смешком стал наблюдать, как выйдет из создавшегося положения Заринат. Тот оказался гораздо «сообразительнее» своего опекуна. Просто подложил руки на стол перед собой, сытно икнул и уронил голову на свои кулачищи. И сразу негромко захрапел. Под этот успокоительный храп молодой ордынец и уснул, отгоняя от себя беспокойные мысли:

«Вот просплюсь, часик вначале, а потом всё хорошенько и обдумаю…»

Кремон Невменяемый очнулся от жуткого жжения в лёгких и гибельного предчувствия, что он сейчас лопнет. По телу крупными каплями катился пот, глаза застилал непонятный туман, а конечности онемели практически полностью. С мычанием он стал отталкиваться от чего-то руками, лёгкие сразу вздохнули от доступа свежего воздуха. А чуть позже Кремон осознал что он сидит, а его руки непроизвольно цепляются за что-то впереди. Скорей всего стол.

Зато дыхание стало более ритмичным, жжение в груди прекратилось, а разрывающийся желудок теперь уже напомнил о себе более конкретно: пора сходить по нужде. Только вот туман перед глазами отступал слишком медленно.

«Где это я? Насколько помню — то уже не на Топианской Корове. Но вот от её молока почему-то до сих пор тошнит. Это надо было так переусердствовать в еде…! И всё-таки: что со мной? Тут где-то всё время крутился этот…, как его…? О! Уракбай! Талдычил всё время, чтобы я его слушался. А зачем? На горшок я и сам сходить могу. Кстати, тут он точно должен быть… Где? А вон в том углу! Ой…, а чего это меня так качает? Хм, кажется мы слишком бурно отпраздновали моё возвращение из Топей… Фу, аж самому дурно и противно!»

Зрение выхватывало элементы окружающей действительности как-то слишком фрагментарно. Долго сосредоточиться на одном предмете не получалось, тот сразу начинал дрожать, перекашиваться, вызывая тем самым сильнейшее головокружение. Но до закутка со свисающим полотном, которое закрывало отхожее место, Кремон всё-таки добрался. Облегчая свой переполненный организм, он пытался разобраться в собственных мыслях, которые копошились и ворочались словно бессловесные скатэки или парьеньши.