Андрей Уланов - Крысолов Страница 44

– Что в нем? – опасливо глядя на мешочек, спросил ги Морра.

– Финики, – ответил маленький тан. – Просто финики. Уверен, Его светлости они придутся по вкусу.

Часть вторая

Гзумгарайский сыр

И когда рядом рухнет израненный друг,И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,И когда ты без кожи останешься вдругОттого, что убили его – не тебя, —

Ты поймешь, что узнал,Отличил, отыскалПо оскалу забрал:Это – смерти оскал!Ложь и зло – погляди,Как их лица грубы!И всегда позади —Воронье и гробы.

4-е вотана, побережье острова Лаулито.

– Вам лучше не заходить сюда, тан, – поспешно сказал матрос. – Поверьте…

– Может, – насмешливо прогудел из-за плеча тана здоровенный моргвард, – тану вообще не стоило сходить на берег? А?

Какой-нибудь сторонний наблюдатель, окажись он здесь и сейчас, наверняка дал бы утвердительный ответ на этот вопрос. Ибо новенькие, скрипящие при каждом шаге ботфорты из кожи василиска, – с квадратным, согласно последней столичной моде, носком и блестящей пряжкой, – а также темно-синие панталоны и обильно усыпанный кружевной пеной камзол куда уместнее выглядели бы на тенистых аллеях дворцового парка Эстрадивьяны, чем среди куч пепла и углей, когда-то бывших хижинами.

И тел на красном песке, когда-то бывших людьми.

Чтобы понять свою ошибку, наблюдателю потребовалось бы поднять взгляд чуть выше сапфировой броши на шейном банте – и попытаться заглянуть вглубь глаз, ничуть не уступающих по холодной твердости сапфиру…

Большинству для подобной попытки приходилось наклоняться – голубоглазый щеголь едва доставал макушкой до плеча моргварда. И почти все предпринявшие подобную попытку весьма сильно сожалели об этом.

Стоявший у входа в единственную уцелевшую хижину матрос исключением не стал.

– Не думаю, – дождавшись пока матрос опустит взгляд, вполголоса произнес тан, – что увижу внутри этой хижины нечто новое для себя.

Тан Диего Раскона был почти уверен в этом – отчетов о последствиях пиратских налетов он вдоволь начитался еще по ту сторону океана. Здесь же он уже успел послушать и живых свидетелей – тех немногих, кому посчастливилось эти налеты пережить. Но как оказалось, слышать и читать было совсем иным, нежели увидеть самому.

Впрочем, он ведь явился сюда именно для этого – увидеть!

У этой хижины не было окна, а двое вошедших – и особенно остановившийся в проеме моргвард – почти полностью заслонили путь лучам закатного светила. Впрочем, оставшегося света вполне хватало…

…хватало разглядеть, что лежащей поперек широкой доски девочке в каждую ладонь был почти по шляпку загнан большой корабельный гвоздь. И что лет ей было девять-десять, никак не больше.

В хижине было очень тихо. Проклятье здешних берегов – желтобрюхие мухи – пока не добрались сюда, привлеченные обильной кровавой приманкой снаружи.

Внешне маленький тан выглядел совершенно спокойным. Он смотрел очень внимательно. И прикрыл глаза лишь на миг, когда ему показалось, что лежащая перед ним девочка чем-то неуловимо похожа на…

Но и этого единственного мига с лихвой хватило, чтобы загнанные вглубь воспоминания хлынули, словно вода из пробитой ядром дыры… или кровь. И крохотную хижину заполнили крики ярости и отчаянья, алый отблеск горящей усадьбы… на алых же, щедро напоенных в ту ночь клинках.

Да, кровь, пожалуй, будет куда более верным сравнением – ее пролилось немало… тогда.

Это наваждение длилось лишь краткий миг. Затем он вновь открыл глаза…

Нет, ни малейшего сходства, устало подумал он. Просто… все мертвые чем-то схожи друг с другом. Особенно дети. Особенно темноволосые девочки.

– Брат Агероко.

– Тан Раскона?

– Тан Диего. Просто тан Диего, сколько мне повторять вам это?

– Полагаю, еще раз двести, никак не меньше, – задумчиво сказал монах. – Непросто выбить словами то, что было вколочено палкой. Но… вы хотели о чем-то спросить меня, тан?

– Да, брат. Освежите мою память: какую кару Высокий Закон назначает за насилие и умерщвление невинной дщери?

– Высокий Закон милосерден, – промолвил монах. – Что применительно к данному случаю означает: каре подлежит лишь более тяжкое преступление, сиречь насилие. Карой же заповедано сожжение на медленном огне. Приговоренного, раздетого донага, привязывают к вертелу, затем уличная блудница доводит мужское достоинство приговоренного до… потребного состояния. Лишь затем палач начинает разводить…

– Я не просил напоминать мне в подробностях, – перебил монаха тан. – Их я спрошу у вас позже. Когда мы повстречаем тех, кто побывал в этой хижине… до нас.

Брат Агероко вздохнул.

– Когда повстречаем… или все же если, мой тан?

– Когда, – твердо повторил его собеседник. – Если, конечно, Великий Огонь не призовет их к себе прежде… но я всем сердцем молю его, чтобы он продлил их дни до этой встречи!

– Я присоединяю свой глас к вашей мольбе, мой тан, – склонил голову монах. – Надеюсь, Великий Огонь не останется глух к сынам истинной веры.

– Что ж… – задумчиво произнес маленький тан. – Полагаю, брат, мы с вами уже осмотрели в этом поселке все… достойное внимания. К тому же прилив кончается… время вернуться.

– Вы как всегда правы, тан Раскона.

– Тан Диего!

– Да, тан Раскона, конечно же!

И лишь отойдя на пять шагов, капитан коронного фрегата «Мститель», словно вспомнив что-то важное, обернулся к стоящему у хижины матросу.

– Я был прав, – задумчиво, глядя даже не на сжавшегося в страхе моряка, а куда-то мимо него, сказал он. – А ты ошибался. В этой хижине не было ничего нового… ведь у этих еретиков ужасно однообразная фантазия.

19-е вотана, Кам-Лог.

Наряд тана был безупречен, а поступь тверда как скала – но редкие встречные прохожие шарахались в сторону, а то и вжимались в стенку.

Ибо твердая поступь маленького тана вела своего хозяина отнюдь не по прямой – тан Диего шел навстречу легкому вечернему бризу переменными галсами.[22]

Симптомы эти: немятая одежда, уверенный шаг и отсутствие различимого за пять ярдов винного аромата при наличии явных признаков опьянения – были преотлично ведомы горожанам. И означали, что благородный тан изволил выпить малую дозу – кружку-другую, не более – вина, однако вина не простого, а подогретого на огне с семенами «золотого ястреба». А что привидится человеку, глотнувшему отвар из семян, ведает, как известно, только Великий Огонь, да горстка недовыловленных братьями-охотниками языческих шаманов в джунглях. Может – зеленая змея посреди улицы, а может – демон смерти на месте случайного прохожего.