Джон Норман - Странники Гора Страница 44

– Да, – сказал Камчак.

– Никогда! – вскричала девушка.

– Да! – зарычал Камчак, закидывая голову, и громко крикнул: – Африз из Тарии в моем фургоне будет служанкой варварки!

Девушка крепко сжала кулаки.

– Я позабочусь, – добавил Камчак, – чтоб слух об этом достиг Тарии. Затем он согнулся и принялся лупить себя кулаками по коленям – он был удовлетворен.

– Пожалуйста, – сказала Элизабет новой рабыне, – пойдем.

Она попыталась взять Африз за руку. Африз гневно отдернула руку, не желая чувствовать её прикосновение, но затем, высоко подняв голову, она сделала шаг, следуя за Элизабет.

– Если она не будет хорошо работать, – весело сказал Камчак, – побей её.

Африз повернулась лицом к нему, сжимая кулаки.

– Ты поймешь, моя маленькая Африз, – сказал он, – кто здесь господин.

– Разве тачак слишком беден, – покорно спросила Африз, – чтобы одеть ничтожную рабыню?

– В моем фургоне много алмазных бус, которые ты можешь надевать, если хочешь, но ничего другого, пока не угодишь мне.

Она молча развернулась и последовала за Элизабет.

После этого мы с Камчаком оставили фургон и пошли слоняться по лагерю, остановившись в одном из фургонов рабов, чтобы взять кувшин паги, который мы вскоре и прикончили.

Оказалось, что в этот год народ фургонов успешно провел игры Войны Любви – эти новости мы узнали, распивая пагу в кругу воинов. Почти все тарианские девушки были уведены от столбов, к которым они были прикованы, в качестве рабынь. В некоторые годы, правда, успех склонялся и на другую сторону – это придавало интерес соревнованию. Мы также узнали, что девушка Херена из первого фургона была выиграна тарианским офицером, представлявшим дом Сафрара-торговца, которому воин и продал её.

– Херена станет новой его танцовщицей, а духи и шелк Африз пойдут этой тачакской девке, – отметил Камчак.

Казалось странным думать о ней, самой своенравной и надменной в лагере, гордо сидевшей на спине каийлы, как о надушенной, одетой в шелка рабыне тарианцев. «Она привыкнет к укусам бича и стали, эта девка», – бормотал Камчак между глотками паги. Я считал, что это не слишком приятная новость, но в то же время предполагал, что среди тачаков найдется хотя бы ещё один человек, который согласится с Камчаком, – юноша Гарольд. Его, не успевшего выиграть свой шрам храбрости, девушка настолько достала, что он будет рад от того, что Херена со всей её насмешливостью и дерзостью теперь уведена в оковах и колокольчиках в дом Сафрара и спрятана за высокими, толстыми стенами тарианского сада наслаждений.

Вскоре мы с Камчаком, уже довольно пьяные, опять обнаружили себя возле фургона рабов.

Мы решили побиться об заклад на ещё один кувшин паги.

– Как насчет полета птиц? – спросил Камчак.

– Согласен, – сказал я, – но я выберу первым.

– Очень хорошо.

Я знал, что сейчас весна и в этом полушарии большая часть птиц перелетает на юг.

– Юг, – сказал я.

– Север, – сказал Камчак.

Мы подождали примерно минуту и увидели несколько птиц, речных чаек, летящих на север.

– Эти чайки с Воска, – сказал Камчак. – Весной, когда на Воске ломается лед, они летят на север.

Я вытащил несколько монет из кошелька и заплатил.

– Первыми летят на юг луговые коршуны, – объяснил мне хитрый тачак. – Они уже тю-тю. А лесные харлеты и рогатые джаймы не тронутся с места, пока не наступит поздняя весна. В это время летят чайки с Воска.

Распевая тачакские песни, мы с трудом нашли свой фургон.

Элизабет грела на огне мясо, хотя оно было почти пережаренным.

– Мясо пережарено, – сказал Камчак.

– Вы в стельку пьяны, – проворчала в ответ Африз.

Я посмотрел на девушек. Обе они сейчас были прекрасны особенно.

– Нет, – поправил я её. – Мы божественно набрались.

Камчак пристально рассматривал девушек, наклонившись вперед и при этом заметно покачиваясь.

– Что-то не так? – спросила Элизабет.

Я заметил, что на её лице был большой синяк, что волосы были немножко повыдерганы, а на щеке слева красовались пять длинных царапин.

– Нет, – сказал я.

Африз находилась в худшем состоянии. Она потеряла, по-видимому, больше чем один клок волос. На её левой руке запеклась кровь, похоже от укуса, и синяк располагался под правым глазом.

– Мясо пережарено, – проворчал Камчак.

Хозяин не интересуется стычками между рабами – это ниже его достоинства. Хотя, разумеется, он не одобрил бы, если бы его девушка была покалечена или ослепла.

– Боски стреножены? – спросил Камчак.

– Да, – хмуро ответила Элизабет.

Камчак посмотрел на Африз.

– Воды принесли? – спросил он.

Африз вскинула голову, в её глазах стояли слезы.

Она бросила злой взгляд на Элизабет.

– Да, – сказала она, – принесли.

– Хорошо, – сказал Камчак, а затем ткнул пальцем в мясо.

– Оно пережарено.

– Вы задержались на несколько часов, – промолвила Элизабет.

– Уже поздно, – поддержала её Африз.

– Оно пережарено, – сказал Камчак.

– Я поджарю свежее мясо, – сказала Элизабет, вставая.

Африз только фыркнула.

Когда мясо было готово, Камчак наелся и выпил ещё кувшин молока боска, я сделал то же самое, хотя молоко для меня не очень-то хорошо сочеталось этой ночью с пагой.

Камчак, как делал это часто, уселся на какой-то штуке, напоминавшей обработанный камень. Это был прямоугольный предмет с закругленными углами. Когда я первый раз увидел эту штуку, лежащую в куче всякой всячины в углу фургона, в том числе шкатулок с драгоценностями и маленьким тяжелым сундуком, наполненным золотыми монетами, то подумал, что это просто камень. Но как-то раз, роясь в своих вещах, Камчак швырнул странный предмет мне, чтобы я посмотрел. Я был удивлен, что эта штука отскакивает от ковра, взял её в руки и удивился её легкости. Вещица имела структуру, похожую на кожу, и зернистую поверхность. Она напоминала пемзу или пенопласт, и я вспомнил, что видел подобное в некоторых покинутых частях пещер Царствующих Жрецов глубоко под Сардаром.

– Что ты думаешь об этом? – спросил Камчак.

– Интересная штуковина, – сказал я.

– И я думаю, что интересная.

– Он протянул руки, и я швырнул ему предмет обратно.

– Мне её оставили два путешественника.

Я тогда промолчал и не высказал своих предположений…

Когда Камчак доел свежеподжаренное мясо и допил молоко, он встряхнул головой и потер нос.

– Тенчики и Дины больше нет, – сказал он Элизабет. – Ты можешь снова спать здесь в фургоне.

Элизабет посмотрела на него с благодарностью.

На земле спать было, конечно, жестковато.

– Спасибо, – сказала она.