Николай Толстой - Пришествие Короля Страница 45

Вскоре, как ты, знающий Север, можешь догадаться, мы проехали сквозь огромный город Каэр Лливелидд[43] с его вратами, башнями и храмами, арками, банями и пиршественными залами и прочими удивительными великими строениями из тесаного камня, возведенными людьми Ривайна, когда они правили всем миром. Там Уриен Регедский, сын Кинварха, величайший из Тринадцати Князей Севера, вышел приветствовать нас и посмотреть, как мы будем проезжать. Мне удалось мельком увидеть его статную фигуру и гордый взгляд, когда наш отряд проезжал перед ним и знатью его двора по запруженным народом улицам. Там стоял он, величественный, среди воинов Регеда, великий Бык-Защитник Острова Могущества. Я и не знал (или слишком хорошо знал), как тесно переплетены наши судьбы — моя и этого великого короля. Об этом ты в свое время услышишь, как и о многом другом.

Как видно по его названию, Каэр Лливелидд находится под особым покровительством Светлого Бога Ллеу маб Гвидиона. В те дни всюду говорили, что Овайн, сын Уриена, ныне столь прославленный, был на самом деле сыном бога. Все это казалось добрым знаком для нашего похода, войска для которого собирались перед твердыней бога в земле Поуис. Так сказали предсказатели короля Гвиддно перед нашим отъездом. Их устами бы да мед пить! Но мы с Талиесином переглянулись и попридержали языки.

Как радостно бились наши сердца в ту незабываемую весну! Сегодня мне холодно, боль гложет меня, брожу я в снегу по бедра, и король Риддерх не привечает меня на пирах в своем ярко освещенном зале. Горько сердцу моему от страданий и скорбей. Но тогда было не так. Стоял месяц Эбрилл, то чудесное время, когда в предгорьях лежит туман, быки тяжело бредут по бурой борозде и чайки садятся в след плуга. Повсюду стояли леса, одетые всеми оттенками зеленого, этого волшебного цвета весны, птицы щебетали на ветках, тяжелых от набухших бутонов, и печальный зов кукушки звенел над лугами и ручьями, маня мужчин и дев к распутству в тени цветущих ветвей. По крайней мере так было в зеленых пастбищах долины Ллойвенидда, по которой мы проезжали.

Время от времени ветерок приносил на крыльях своих с окрестных холмов дразнящий острый запах. Люди выжигали на склонах холмов и на вырубках сухой вереск, чтобы молодые зеленые побеги могли пробиться к свету. Длинные хвосты дыма, как наступающие ряды воинов, тянулись за нами высоко над холмами по обе стороны, напоминая юношам нашего отряда, что едут они не на свадьбу, но туда, где пируют черные вороны, где считают мертвые тела, где мужи стоят в крови по колено.

Вскоре, однако, мы покинули плодородный край Ллойвенидд и стали подниматься в горную страну Аргоэд Ллойвайн — в край диких гор, озер и лесов. По правую руку от нас горы все еще стояли в снежных шапках. Это был край косуль, диких кабанов и лис. Вместо того чтобы пасти скот или возделывать землю, отважные люди Аргоэда охотились на кабанов и пятнистых куропаток с дротиком и луком, били острогой пятнистого лосося у Водопада Деруэннидда и сытно кормились дичью, рыбой и медом.

Я слышал, как впереди Рин маб Мэлгон рассказывал принцу Эльфину о великой охоте на волка, которую устроили придворные его отца в горах Эрири. Как я видел, Эльфин слушал с жадным вниманием, и, когда его товарищ окончил рассказ, он воскликнул, что тоже будет рыскать этой осенью по лесам Гвинедда бок о бок с Рином, и поклялся, что схватит волка прямо за загривок и убьет его без копья или дротика. Но пока им предстояла охота более страшная, чем на волка или кабана, — набег на язычников ивисов, в котором будут они дробить черепа, вдовить женщин и угонять скот! Рин горячо кивнул и заговорил о королях, которые будут участвовать в походе его отца.

Но Эльфин был пьян сладостной свежестью весны, веселым щебетом птиц и раскрывающимися зелеными листьями, топотом своего боевого коня, и, к удовольствию тех, кто ехал достаточно близко, чтобы слышать, он запел во весь голос:

Диногад, о Диногад!Теплый плащ твой полосат,Он из шкурок горностая —Так рабыни напевают.Он копье свое берет —На охоту он идет.Добрых псов с собою кличет —«Гифф и Гафф, хватай добычу!»Бьет он рыбу на реке,Куропатку в тростнике,Бьет оленя на горах,Злого вепря бьет в лесахКак поднимет он копье —Так беги скорей, зверье!Папа вышел на охоту —Прячься в чаще и болотах!

Рин маб Мэлгон и люди Эльфинова госгордда разразились смехом, проревев хором последние три строфы, и песня волной прокатилась по рядам ярко разодетых всадников:

Так беги скорей, зверье!Папа вышел на охоту —Прячься в чаще и болотах!

Только мы с моим товарищем задумчиво молчали. Талиесин искоса поглядывал на меня, наблюдая, как суровый край, что лежал вокруг нас, одновременно и влечет меня, и пугает. Затем заговорил он спокойно и рассудительно, так, чтобы слышно было только мне одному. Он глядел на широкую дорогу, по которой ехали разодетые в шелка всадники Регеда и Гвинедда, что вела от врат к вратам через двадцать девять городов Острова Придайн:

— Если это написано мне на роду, то пусть то, что я вижу, даст урожай хлеба и надой молока! Но если такого не предназначено мне, то пусть то, что я вижу, станет волками и оленями, и горами, и юношами шайки изгоев!

Я хорошо понял то, что он хотел сказать. Над лесной рекой рядом с нами, что упрямо рвалась вперед, как наши принцы, что ехали по мощеной дороге, стеной стоял туман. Туман этот был наваждением Гвина маб Нудда, а за ним лежала страна нетронутых лесов и вод, болот и гор, трясин и рек, что лежали по Острову Придайн повсюду еще до того, как его заселили люди народа бриттов. Это страна без границ, без стен, это открытое королевство, где след человека — лишь каменные могильные плиты, омываемые дождями и укрытые кустарником. Люди попадают в этот край, когда в ночи находит на них обманчивое чувство и они идут, подчиняясь ему, как звери или птицы, рыбы или змеи.

Это жуткое царство мрака и погибели, королевство рогатого Кернуна и его волчьей своры, его вепрей, бобров и оленей. Темный имя ему, и темна, побита дождями, обрамлена туманами дикая страна, над которой властвует он. Но тот, чей ауэн ищет истины и понимания светлого мира людей, его предназначения и судьбы, не должен избегать этого края. Именно в пещеру под водопадом или на скользкий уступ на склоне горы, где стремительные орлы парят в брызгах воды, идет трудными тропами посвященный. Не ему свободно и легко слагать стихи на торной дороге — ему темное дальнее убежище и труды, для него — поросшие травой утесы, горные дали и просторы неземные.

Ведь для того, чтобы узреть истину, которая больше нас самих, должны мы выйти за пределы самих себя. Толкования ученых людей — дело хорошее, поскольку дают они знания и ученость бардам и лливирион, чьи дела они обсуждают и выставляют на всеобщее обозрение. Они развлекают людей своими спорами и приносят широкую славу князьям, которые терпят их у себя на пирах. Но высшую истину в книгах лливирион не найдешь. Ее надо искать в дальних краях, лежащих за пределами разумного.