Вячеслав Седов - Ловчие удачи Страница 45

Рыцарь вскочил, яростно сжав кулаки. Взгляд Зойта облил его презрением. Белый эльф тоже встал и направился к лестнице.

— Тогда… Я вызываю вас!!! — крикнул на весь зал каратель.

Воцарилась неловкая тишина. Все смотрели в их сторону с любопытством и плохо скрываемым азартом. Даэран остановился, взявшись за перила и, не поворачиваясь, ответил:

— Что ж, готовьтесь. Завтра вы умрете.

— Посмотрим, сударь!

Рыцарь готов был поклясться, что слышал, как Зойт, обернувшись, отчетливо произнес: «Сказал слепец…» Но губы колдуна не шевельнулись, а в общей зале снова полились разговоры, будто последнее слово осталось за карателем, а не за эльфом.

Карнаж проснулся рано утром. Он чувствовал себя просто прекрасно. Было такое ощущение, что кто-то влил в него сил, и теперь все тело ныло от бездействия. Протерев заспанные глаза, он обнаружил возле себя Скиеру и все понял.

— Ясно, — сказал сам себе «ловец удачи», нахмурившись.

Он склонился над спящей полуэльфкой, провел рукой по ее длинным волосам и поцеловал в губы. Лучница испустила тихий стон. Феникс поднялся и заботливо укутал ее в одеяло.

Она будет еще долго спать, восстанавливая силы. Карнаж никогда бы не согласился на подобное, но, когда он был без сознания, природа брала свое и, не слушаясь голоса разума, забирала из первого попавшегося объекта нужные силы для восстановления. Если бы на его месте оказался настолько же изможденный чистокровный ран'дьянец, Скиере вообще не суждено было бы проснуться.

Одеваясь, полукровка даже не задавался вопросом, зачем она это сделала, как стал бы сокрушаться несмышленый романтик. Ведь знала… Что ж, каждый получал своё в итоге. Так было и будет всегда и для него, и для любого другого «ловца удачи».

Но… что-то было в этой жертвенности полуэльфки, что не восхищало, а, почему-то, успокаивало Феникса. Значит, он еще был кому-то нужен.

Он вышел из комнаты, потуже затягивая шнур ножен на груди, снова поместив меч за спиной так, чтобы его рукоять смотрела вниз под правую руку. Одернув ворот короткой куртки, он пожелал сидящему за столом Филину приятного аппетита. Тот пробубнил что-то в ответ с набитым ртом, дополнив свою речь громким пусканием ветра.

— Силён, — похвалил Карнаж, сморщившись, — Есть что-нибудь пожевать?

— Вареных бобов хошь? — предложил дуэргар, пододвигая красноволосому полную миску своей стряпни.

— О, нет! — воскликнул Феникс.

— Ну и все! — обиженно проворчал Филин, — Настоящая мужская пища — перченые бобы. Еще мой дед говорил: «Внучек, жри это дерьмо и ни один враг не устоит перед тобой!»

— Конечно, если ты при нем так бзднешь, то сразу наповал!

— Ну и что?! В бою не до деликатности знаешь ли… Эй, ворюга, оставь в покое мою вяленую рыбу… эй!!!

— Спасибо за угощение! — не оборачиваясь, махнул рукой полукровка.

Брошенное вслед «ловцу удачи» смачное фивландское ругательство встретилось с захлопнувшейся дверью.

Снаружи начиналось еще одно лангвальдское утро. Вокруг было достаточно светло, хоть солнце и скрывалось где-то за светло-серой дымкой облаков. В мокром после ночной грозы лесу слышалось редкое поскрипывание стволов деревьев, которые раскачивал гулявший над верхушками ветер. Феникс поежился, подтянул ремни, перехватывавшие кисти на перчатках, и уверенно зашагал по тропинке. Было как-то неуютно и зябко. Пока он шел через лес, его не раз окатило с мокрой листвы деревьев. Словно ветер нашел, наконец, того, над кем можно подшутить в этот ранний час.

Когда полукровка выбрался к пригородам Лангвальда, то встретил ожидаемую картину безмолвия средь редких домов с закрытыми ставнями. Из печных труб шел дым. Карнаж остановился, оглядываясь и попутно терзая зубами вяленую рыбу, которую утащил из жилища Филина. Печной дым еле шел. Видимо, хозяева только разжигали камины, чтобы согреть свои остывшие за ночь жилища.

Действительно, утро выдалось промозглым и ветреным. Дыхание полукровки превращалось в пар на холодном воздухе. Отбросив в сторону хвост и плавники — все, что осталось от прихваченной в дорогу пищи, Карнаж вытащил засевшую между зубов кость и поспешил к гостинице, услышав скрип отворяющейся двери где-то позади. Ему не хотелось, чтобы его видели сегодня утром раньше, чем это было нужно.

«Ловец удачи» собирался разыграть неплохой спектакль, однако не знал, что параллельно с ним на сегодняшнее утро еще вчера было назначено представление, которое избавляло от необходимости собственной постановки. Феникс подходил к заведению мэтра Николауса, попутно раздумывая, откуда здесь взялась вяленая рыба, ведь в Покинутом Море давно не водилось никакой живности, когда заприметил пару гномов. Те что-то жарко обсуждали, стоя у распахнутых дверей гостиницы.

Карнаж немало удивился, когда, пройдя мимо них внутрь, обнаружил пустые столы. Хоть час и был ранним, но все же в общей зале обычно хоть кто-то да завтракал. Полукровка мало верил в общее сонливое единодушие постояльцев, поэтому поспешил наружу, окончательно сбитый с толку.

— Доброго вам утра, сударь, — пожелал один из гномов, у которого за поясом «ловец удачи» заприметил великолепный фивландский шестопер.[15]

— И вам, господа. Скажите мне, а какая нелегкая заставила в такую рань постояльцев покинуть гостиницу? Им чем-то не угодил мэтр Николаус?

— Нет, — усмехнулся один из гномов, — Дело в том, что, вчерась, поссорились двое парней, и один другого вызвал на бой. Вот все и пошли поглазеть.

— Можно подумать, что в окрестностях происходит мало дуэлей, — изумился Феникс.

— Нет, почему же, этот край славится многочисленными бретерами, но не каждый день доведется увидеть битву рыцаря и мага!

Для гнома это было, видимо, действительно стоящим зрелищем, судя по значительному виду, с которым он это говорил, с трудом преодолевая собственное косноязычие.

— Интересно, и где происходит сие действо? — спросил «ловец удачи», прекрасно понимая, кто могли быть те двое спорщиков, решающих свои разногласия подобным способом.

— Пойдемте с нами! — предложил совсем лысый гном, тот, чей шестопер так радовал глаз Карнажу, — Предлагаю вам сделать ставку. Десять к одному против мага. Дело верное!

Втроем они направились в сторону дороги, ведущей на восток, по которой прошлым утром Фениксу так хотелось покинуть Лангвальд. Попутно Карнаж отсыпал гному горсть предусмотрительно разменянного в Швигебурге серебра и получил свой клочок грубой бумаги. На нем писарь, которым оказался один из его спутников, низкорослый и коренастый швигебургец, написал имя и ставку.